Выстрел в переулке
Шрифт:
— Понимаю и не боюсь.
— Посмотрите, — Гончаров поднял волосы над левым виском и обнажил шрам. — Это я получил в тридцать девятом году. Мне открыли дверь и одновременно послали в меня пулю. Вот сюда, — он нагнул голову и показал рубец на темени. — в сорок втором году во время операции меня ударили железным ломиком, и, наконец, вот сюда, в плечо, угостили пулей тоже во время одной опасной операции.
— Я был на фронте.
Майор усмехнулся:
— Ничего не скажешь, коротко и ясно! Хорошо. Согласен. Но ставлю непременным условием: подчиняться мне беспрекословно.
— Обещаю.
— Едем.
Район,
В дореволюционное время его населяли лавочники, кустари, мелкие чиновники. За годы советской власти здесь появились многоэтажные дома красивой архитектуры, новые школы, поликлиники, дома культуры и гордость всего района величественное здание Театра Советской Армии, По широким озелененным улицам ходили троллейбусы и автобусы. Правда, кое-где еще оставались одноэтажные деревянные домики с печным отоплением, с фикусами на окнах — отживающие памятники далекой старины.
Мы очень скоро добрались до Второго Лихоборского переулка. Одноэтажный деревянный домик стоял за решетчатой оградой. Возле домика был разбит небольшой садик с дорожками и клумбами.
Машина проехала дальше и, завернув за угол, остановилась. Словно из-под земли около нас вырос Дроздов. Открыв дверцу, он наклонился к Коваленко и Гончарову и стал вполголоса докладывать им обстановку. Все мы вышли из машины.
Было около семи часов вечера.
Стояли самые длинные дни. Солнце еще не зашло, но тучи закрыли его, и стало сумеречно.
— Кажется, опять собирается дождь, — сказал я.
Гончаров, не отвечая, напряженно осматривался по сторонам. Коваленко сразу же куда-то ушла.
Переулок был не из оживленных. Прохожие почти не попадались. Майор медленно направился к дому Фагурновой.
При всем старании нельзя было заметить каких-либо приготовлении к операции. Ни суеты, ни людей. На скамейке возле палисадника молоденькая девушка в светлом летнем платье с увлечением читала книгу.
— Она не помешает вам? — шепотом поинтересовался я.
— Кто? — спросил Гончаров, с недоумением взглянув на меня.
— Девушка с книгой?
— Это наша сотрудница, — улыбнулся Гончаров.
Отлучившийся Дроздов снова вернулся и доложил:
— Федор Георгиевич! В доме подозрительная тишина. Кто-то есть, но кто именно, установить не удалось.
— Люди на местах?
Да, окна, кухонная дверь, чердак — все под наблюдением.
Я внимательно осмотрел дом, но не заметил нигде ни одном человеческой фигуры.
— Что ж, пойдем… Мимо садика, прямо к парадной двери, так, кажется? — Не дожидаясь ответа, Гончаров прошел вперед.
— Разрешите, Федор Георгиевич! — Дроздов понимал, какая им грозит опасность, н хотел первым встретить ее.
— Прошу подчиняться. Идите за мной. А вы, — обратился он ко мне, — оставайтесь здесь.
Они направились к крыльцу дома. Я сказал «хорошо» и…. пошел следом.
Приятно было смотреть на этот чистенький маленький домик, окнами выходящий в сад. Нигде ни соринки, ни лишней травы.
Гончаров позвонил. Дверь долго не открывали. Мы молча, напряженно ждали. Наконец послышались чьи-то тихие, осторожные, словно
— Здравствуйте! — вежливо сказал Гончаров, отстранив Дроздова и бросив на него недовольный взгляд. — Мы к гражданке Марчевской.
— Что вы говорите? — спросила старушка, знаками показывая, что плохо слышит.
— Можно видеть Валю Марчевскую? — громко переспросил Гончаров.
— А вы кто такие?
— Она дома?
— Нет, ее дома нет.
— Куда она ушла?
— Да она, кажется, и не ночевала дома. Вот ее комната.
Старушка указала на одностворчатую дверь. Гончаров вошел в коридор и слегка подергал дверь. Она была заперта.
— Больше никого у вас в квартире нет.
— Никого, — удивленно ответила старушка.
— Можно посмотреть комнату Марчевской из садика: ведь ее окно выходит в сад?
— Конечно, можно. Да только вряд ли вы что увидите.
Старушка оказалась не любопытной, но словоохотливой. По пути в палисадник она успела рассказать, что дом и садик принадлежат ей, что она получает пенсию и живет здесь всю свою жизнь, вот уже 82 года, а одну комнату занимает Валя, ее дальняя родственница.
Мы сошли с крыльца, и старушка открыла маленькую зеленую калитку, ведущую в миниатюрный сад. Однако не успели мы сделать и нескольких шагов, как Гончаров, шедший впереди, внезапно остановился.
Ничего не понимая, я с удивлением взглянул на майора. Он пристально смотрел на дорожку, лицо его стало мрачным. Таким и его не видел еще ни разу. Он подозвал Дроздова и сказал: — Странные следы. Дело, кажется, осложняется. Не подходите! — крикнул майор, видя что я сделал движение по направлению к нему. — Если уж вам хочется посмотреть, сойдите с дорожки вот сюда, на цветник. Хозяйка простит нас, но на дорожку не переходите, не затопчите чужих следов и не оставьте ваших.
Я перешел на газон и, внимательно всмотревшись, тоже увидел следы ног человека, разорванной цепочкой протянувшиеся по мягкой глине. Это были следы мужской обуви, и вели они к закрытому окну Марчевской, теряясь в мутной луже, не просохшей еще после ночного дождя.
Так мы стояли маленькой группкой, не двигаясь с места, пока Гончаров, как бы очнувшись от оцепенения, не стал пробираться к окну, придавливая яркие, выращенные заботливой рукой цветы. Он шел, не отрывая глаз от глинистой дорожки, временами останавливаясь, опускаясь на корточки, будто желая запечатлеть эти следы н памяти. С такой же тщательностью, обходя лужи, Гончаров осмотрел окно н, удостоверившись, что оно заперто, вернулся к нам.
— Пройдемте в дом, придется вскрывать дверь, другого выхода нет, — приказал Гончаров. — хозяюшка, — обратился он к Фагурновой, — может быть, у вас найдется ключ от комнаты, чтобы не ломать дверь?