Выученные уроки
Шрифт:
— Она теперь в тюрьме, так? — спросил я, имея в виду женщину, о которой она говорила.
Роуз только кивает и разглядывает стол.
— Она училась с моими родителями. С твоим папой, я думаю, — добавляет она так, будто сразу об этом не подумала. — Она была со Слизерина.
Ну, конечно же, была. Кто еще будет похищать маленьких девочек кроме бывших слизеринцев. Неудивительно, что у нас такая ужасная репутация. Если она была со Слизерина, то мой папа должно быть ее хорошо знал, особенно если они были одногодками. Я подумываю с секунду, что, может, стоит его спросить об этом, но, конечно, не спрошу.
— Ты все еще веришь в это? — осторожно спрашиваю я. — Что она любила тебя больше, чем твои родители?
— Я не знаю, — ее голос тих, но решителен. — Все, что она говорила, имело смысл.
Я не знаю, о чем она говорит, и не знаю, следует ли на нее давить. Я решаю пойти безопасной дорогой:
— Ты с кем-нибудь говорила об этом?
Роуз поднимает глаза и смотрит на меня в почти веселом изумлении:
— Ты шутишь? Я уже три года хожу на терапию! Каждую неделю.
Никогда об этом не слышал. Не представляю, что она находит время, чтобы ходить на терапию, но у меня не все уроки с ней. Думаю, у нее полно возможностей туда ходить.
— Тебя это беспокоит? — спрашивает она, и ее тон передразнивает мою осторожность. — Что я сумасшедшая?
— Я не думаю, что ты сумасшедшая, — мягко отвечаю я. И это правда. Она может иногда быть жуткой, но я не назвал бы это сумасшествием.
Роуз улыбается мне нежно и мягко. Она выглядит почти застенчивой и заправляет локон за ухо. Она такая хорошенькая, что это почти смешно.
— Ну, теперь ты знаешь мой ужасный темный секрет, — говорит она, и это звучит так, будто она почти смеется. — Так что, раз ты не сбежал в ужасе, то, думаю, мы со всем справимся.
Я пытаюсь выглядеть не слишком довольным тем, что она сказала «мы». Она говорит о себе и обо мне, как о чем-то едином. Когда она убирает свои ступни с моих колен обратно на пол, я расстраиваюсь. Но потом она использует их как поддержку, чтобы перегнуться через стол и быстро меня поцеловать.
И я уже больше совсем не расстроен.
========== Глава 36. Ал. Взрыв ==========
Пасхальные каникулы.
Они хороши по двум причинам: во-первых, школа почти кончилась, во-вторых, я некоторое время не буду видеть людей, которых видеть не хочу (большей частью Меган и ее подруг).
Но, конечно, обе эти причины меркнут в сравнении со многими, многими причинами, почему это ужасно.
Главная причина, конечно, в том, что я поеду домой и увижу родителей. Я знаю, что они с ужасом ожидают нашего приезда, ведь это значит, что им больше не удастся избежать вопросов. Они будут вынуждены ответить нам, и, я уверен, они не ждут этого с нетерпением, учитывая, что до сих пор даже намека не дали. Не говоря уже о том, конечно, что мне придется провести следующую неделю в непосредственной близости от Джеймса, что никогда не было хорошо, а особенно теперь, когда мы смертельные враги.
По крайней мере, стало лучше с Роуз. У нас уже почти все снова нормально, и я этому рад. Мне не нравится с ней ссориться, и я счастлив, что мы так легко это забыли. Если честно, мы, наверное, тянули это дольше, чем следовало, но мы никогда не ссорились за пятнадцать лет, так что, наверное, пришла
У нас свое отдельное купе в поезде, и она почти все время болтает о Скорпиусе Малфое. Она хотела, чтобы он сел с нами, но я сказал, что это плохая идея, потому что слишком многие заметят, и кто-нибудь догадается, а этого ей не хочется. Так что она не стала настаивать, и мы провели всю поездку до Лондона, говоря о нем. То есть, она говорила о нем, а я изо всех сил старался не закатить глаза.
Когда мы, наконец, прибыли на станцию, она выбежала, чтобы успеть поймать его, прежде чем он исчезнет. Думаю, она хочет быстренько попрощаться, и я даже не пытаюсь отговорить ее. Вместо этого я достал обе наши сумки с багажной полки и перекинул их через плечо. Ее сумка намного тяжелее моей; определенно, она решила упаковать половину своих вещей ради недельной поездки домой, а я почти ничего с собой не взял.
Я жду ее в коридоре и пытаюсь стать настолько худым, как только возможно, только бы избежать раздраженных и хмурых комментариев протискивающихся мимо людей. Наконец, я вижу, как Скорпиус выходит из одного из купе, и направляюсь в ту сторону. Роуз выходит минутой позже, как раз когда я дошел до двери. Я пихаю ей ее сумку, и она перебрасывает ее через плечо с громким пыхтением. Она думает, что я должен ее тащить, но нет уж. Если ей захотелось взять с собой кучу ненужных вещей, то пусть сама и разбирается с их тяжестью.
На платформе нетрудно заметить наших родителей, вернее, нетрудно заметить ее родителей. Моих нигде не видно. Родители Роуз глупо болтают о чем-то с тетей Флер, которая, очевидно, пришла забрать Луи. Они обернулись, когда мы подошли, и нам пришлось обойти их всех, чтобы обняться.
– Мы отвезем вас домой, – объяснила тетя Гермиона, прежде чем я задал вопрос. – Вернее, мы едем в Нору.
Я не знаю, почему наши родители не пришли забрать нас сами, но я подозреваю, что это связано с различными фотографами, которые толпятся вокруг. Уверен, они пришли сюда следить за моими родителями, но вместо этого им пришлось следить за кандидатом в министры.
Тут появляется Луи, и я не могу не почувствовать неловкости за ребенка, когда его мама схватила его и принялась покрывать поцелуями. Он пытается отклониться (в конце концов, вся школа в пределах видимости), но она, похоже, не понимает, какой это позор. Позже появляются Хьюго и Лили, и Лили закатывает глаза, когда видит, что мамы и папы нет.
– Где Джеймс? – спрашивает тетя Гермиона, и я знаю, что она теряет терпение и не может больше игнорировать журналистов и фотографов, которые сгрудились лишь в метрах от нас. Мы ждем, и ждем, и ждем. Он вообще был в поезде?
Наконец, он появляется из толпы, хотя вряд ли обращает внимание на что-либо кроме Кейт, которую он тесно прижимает к себе рукой. Он шепчет ей что-то на ухо, и она хихикает. Интересно, никто не против, если я сейчас блевану кому-нибудь на ботинки? Они совершенно никого и ничего вокруг себя не замечают, и мне интересно, не стоят ли ее родители поблизости. Определенно, они бы убили моего брата, если бы увидели столь омерзительное проявление чувств на публике, которое вижу я. Они остановились на полпути и принялись целоваться прямо посреди толпы.