Вьюга юности
Шрифт:
– Вот это правильно! – улыбалась бабушка. – А я вам с собой пирожков заверну.
Ребята выскочили из дома, пересекли пару улиц, а потом погнались за автобусом, будто тот был последним из уходящих к монастырю. Саше почему-то казалось, что она непременно должна успеть заскочить на ступеньку, пока дверь еще не закрылась и пока квадратный хвост не вильнул, выпуская пары. И автобус подождал, впустил запыхавшуюся пару в свое разогретое нутро. Вот уже за окнами поплыли дома, увозя пассажиров из центра городка. Схватившись за поручень, Димка чуть покачивался, а Саша вцепилась ему в локоть, так что со стороны могло показаться, будто они какая-нибудь влюбленная парочка.
День стоял необыкновенный. Одновременно облачный и солнечный. Серые тучи расходились, открывая глубокое небо и зарево лучей, а потом снова сходились, отбрасывая тени на заснеженную землю. Белые поля, белые деревья, белые стены монастыря. Они то золотели, то серели – переливаясь, точно бархатные. Саша смотрела кругом и чувствовала себя попавшей в безвременье. Какой нынче год? Какой век? Когда вокруг лишь древние стены да вечное небо – пойди разберись… И снова ей вспоминался Павел Львович. И бабушкина мудрость. И собственные сны, которые, казалось, гуляют сегодня наяву, ничуть не опасаясь быть разгаданными. А Димка ловил их в объектив фотоаппарата – щелк, щелк, щелк…
Ребята обогнули монастырь и вышли к расстилающемуся внизу саду – несколько километров живой природы.
– Давай до мельницы? – спросил Димка, когда они спустились по крутой лестнице.
И Саша кивнула. Деревянную мельницу она любила с детства. В ней можно было прикоснуться к древнему механизму, попытаться понять его устройство, ощутив себя настоящим мукомолом. Здесь, в маленьком музее прошлого, посетителям предлагали нарядиться в крестьянские костюмы. И у Саши дома хранилась старенькая фотография. На ней они вместе с Димкой стояли в чреве деревянной мельницы, обряженные в сарафан и расшитую рубаху. Но особенно смешными были их лица – все в зеленых пятнышках. В тот год они оба переболели ветрянкой и боевой раскрас еще не отмылся. Саша вспоминала, как тетя Катя ругалась тогда на Димку, который тайком прибегал под окна к заразной подруге. И вскоре сам подцепил ветрянку. Хотя, кажется, не слишком-то и расстроился. Целый месяц того лета он жил вместе с Сашей, чтобы не заразить Никиту, который должен был оставаться здоровым из-за участия в какой-то летней олимпиаде. И сколько же шалостей и веселых затей выдумывали они с Димкой тогда. Как весело им было вдвоем. Сейчас, когда неизменная мельница вновь впустила подросших ребят в свои двери, Саша поглядывала на Димку, пытаясь разглядеть в нем того покрытого зеленкой мальчишку. И это выходило очень легко. Димка до сих пор оставался для Саши тем же ребенком – близким, почти родным.
Они вышли из мельницы и задрали головы вверх, где подпирали облака огромные лопасти. Все вокруг казалось огромным, как в детстве. Саша и забыла, какие длинные эти крылья, какое широкое небо над головой. И снежные дали, вырываясь из-под ног, неслись куда-то к горизонту, где у края неба лежал лес. Двое маленьких людей жались друг к другу посреди этого простора, где хотелось чувствовать себя кому-то нужным, чтобы не пропасть совсем…
– Димк, а ты хотел бы стать моим братом? – выпалила вдруг Саша.
И сама удивилась – откуда выскочили эти слова.
– Нет! – резко ответил Димка и глянул как-то обиженно.
Саша проглотила
– Ну и дурак! – огрызнулась она.
А Димка ничего не ответил, отвернулся и нацелил объектив куда-то вдаль: подальше от Саши.
– Домой пора, м-мерзну, – промычал он через пару минут.
Обратную дорогу они молчали. И лишь в автобусе, усевшись на свободные места, заговорили вновь. Как ни в чем не бывало. Саша попросила полистать снимки. И ребята склонили головы над маленьким окошком фотоаппарата, чтобы вернуться на несколько часов назад. Их лбы почти что соприкасались, и Саша чувствовала щекой Димкино горячее дыхание. И внутри снова становилось тепло. Обижаться на Димку было совершенно невозможно: видимо, ляпнул тогда, не подумав, и сам тут же забыл. А снимки у него вышли хорошие. Но какие-то необычные, Саша не могла понять, чем именно. Они были совсем не похожи на те, что украшали рекламные проспекты. Глядя на эти кадры, не возникало ощущения, будто ты замер, любуясь видом; казалось, что ты просто проходишь мимо, успев лишь оглянуться, чтобы поймать миг красоты. И вдруг на одном из снимков Саша увидела себя. Без вымеренной улыбки и отрепетированного поворота лица. Она даже не смотрела в объектив, наверное, вовсе не заметив, что ее снимают.
– Красивая! – шепнул Димка.
– Дурак, – тявкнула опять Саша.
Но сама заулыбалась. Вроде бы фото вышло сносное. До красавицы, конечно, далеко, но выглядела она как-то непринужденно и раскованно. И выходило, что это идет ей даже больше натянутой улыбочки.
Домой Саша вернулась уже под вечер – румяная и голодная. Бабушкины пирожки пришлись им на два укуса. А сколько километров они накрутили? Ноги даже поднывали от непривычной нагрузки. В Москве Саша никогда столько не гуляла.
– У тебя тут телефон обзвонился! – сказала бабушка.
И Саша вспомнила, что забыла мобильник дома. В Москве такого с ней тоже не случалось. Она пролистала пропущенные звонки – все от Людки. И как можно было забыть о подруге? Саша тотчас перезвонила и начала считать гудки – раз, два…
– Шарабанова! – уже кричала из Москвы Людка. – Где ты пропадаешь?
– Гуляла, – растерялась Саша.
– Эх ты, – заныла Людка. – А еще подруга называется…
– Прости, я тут… немного… того, – пыталась оправдываться Саша. – Что у тебя нового?
– Понимаешь, что случилось, – залепетала Людка. – Я тоже звонок какой-то пропустила на сотовом. Номер неизвестный. Ты не звонила?
– Нет.
– Я так и думала. Всех уже обзвонила. – Людка помолчала. – Шарабанова, как считаешь, может, это был Макс?
– А почему номер незнакомый?
– Ну, он же в роуминге, – рассуждала Полетаева. – Может, телефон родичей…
– Ну, может, – неуверенно потянула Саша.
– Ты права! – подхватила Людка. – Ну конечно, это был он! Кто же еще? Я должна перезвонить ему, как думаешь?
– На-вер-но, – Саша даже растерялась от Людкиного напора.
– Верно! Верно! Ты, Шарабанова, натура серьезная, вдумчивая. Ты плохого не посоветуешь.
– Так твоя мама думала, – поправила Саша. – Кстати, как у вас с ней?
– Не разговариваем, – отрезала Людка, раздосадованная, что ее сбили с романтичной темы.
– Что, совсем? – удивилась Саша. – А как же Новый год?
– Ну, почти, – процедила Людка и тут же заныла: – Сашка, когда ты уже вернешься? Тут поговорить совершенно не с кем! Приезжай скорее!