Вьюга
Шрифт:
Мелевше зарылась лицом в подушку и зарыдала. Она рыдала долго и безутешно. Она еще не успела вытереть слез, когда в кибитку вошел Сердар.
— Мелевше! Что случилось? Поссорились с матерью?
— Нет. Нет, Сердар. Просто… Все пропало, Сердар!
— Не говори так. Не смей так говорить, Мелевше! Ты дочь свободной страны, и счастье твое в твоих руках!
— Все это я знаю, Сердар. Но сейчас… Сейчас они затеяли такое… В погоне за калымом они идут на все, на любую низость! Они измучают, изведут меня! У меня нет сил сражаться с драконами злобы и подлости! Вон видишь, валяются побрякушки? Бессир навещала. Сколько она мне наговорила мерзостей!
— Твой отец получил калым?
— Да, получил! Они решили мою судьбу!
— И ты смирилась?! Зачем? Мы напишем на них заявление. Напишем, что твой отец продал тебя!
— Но тогда его посадят, Сердар! Я не хочу, чтоб отец сидел в тюрьме!
— Так что же? Пусть продают как скотину?
— Нет! Я не хочу! Я не соглашусь! Я не знаю, что делать, Сердар!
— Я тоже. Не знаю… — Сердар в отчаянии обхватил руками голову. — Неужели ты?.. Неужели наша любовь — ничто для тебя? Поплачешь и забудешь?
— Что ты говоришь, Сердар?! Ты слышишь свои слова? Если бы ты мог заглянуть мне в сердце! Оно почернело от горя… — Мелевше снова закрыла лицо руками, рыдания душили ее.
Сердар молча сел возле девушки. Он больше не возмущался, не утешал, не стыдил Мелевше — только сейчас он наконец понял, что случилось что-то очень страшное и никакие слова, никакие упреки не помогут…
— Знай, Мелевше, — сказал он наконец тихо и нежно. — Я не остановлюсь ни перед чем. Я не отдам тебя другому. Когда тебя под свадебным халатом поведут в дом жениха и все кругом будут радостно шуметь, я брошусь к тебе и закричу: «Мелевше! Любимая! Стой! Не садись в свадебную повозку!» Я ухвачусь за полу алого свадебного халата, который накинут тебе на голову, и сорву его с тебя! Я отшвырну его в сторону и открою тебе свои объятья. Я погибну — беспощадный адат убьет меня своим разбойничьим кистенем. Но все равно — другому ты принадлежать не будешь!
— Сердар! Пойми: я скорее умру, чем стану женой другого! Я ни за что не соглашусь. Я знаю: за нас власть, за нас наше время, нас есть кому поддержать. Но они, эти изверги, глумящиеся над нашей чистой любовью, они действуют не только силой — обманом, коварством!.. Ты знаешь, что говорила Бессир, эта гадина, эта гиена?!
— Что она говорила?
— Я не могу повторить. Я не только не произносила, я никогда не слышала таких ужасных, таких бесстыдных слов! Если бы ты знал!..
— Что бы я ни услышал, какую бы клевету ни распускали эти грязные люди, я ничему не поверю, Мелевше. Я знаю, что ты чиста, как цветок, как песок в Каракумах! Не отчаивайся, Мелевше, у нас такая могучая опора! Партия, советская власть!
— Но мой отец! Отец! Как он мог предать меня?! Он так любил меня, когда я была маленькой! Брал меня на руки, гладил по голове, целовал… Я не хочу… чтоб… он… в тюрьму… — Мелевше снова зарыдала. — Он несчастный… Он не понимает, что делает. Эта ведьма околдовала его! Его надо уговорить, надо объяснить ему… Я не предам нашей любви, я не соглашусь на их свадьбу, но надо уговорить отца! Надо объяснить ему! Он любит меня!
— Добрый, хороший, любит… — мрачно повторил Сердар. — И оставил тебя сиротой ради этой бесчестной, безжалостной, гнусной твари! Мелевше, что ты говоришь? — Он хотел взять девушку за руку, но та осторожно отняла у него руку, Сердар не стал удерживать
— Вот ты говоришь — плохой… — Мелевше взглянула на Сердара мокрыми от слез глазами. — А он… Он мне всегда покупал и платья, и сапожки. Видишь на мне китени — тоже он купил, я только ворот расшила узорами…
— Китени, узоры — какая это все ерунда, глупость! Это не подарок, это обман, это средство повыгоднее продать тебя! Неужели, втыкая иголку в эту проклятую материю, ты не чувствовала, что каждый раз втыкаешь ее в мое сердце?!
— Я знаю… Я понимаю, Сердар. Но я не знаю, что делать… Вот, Бессир принесла какие-то вещи, помоги мне передать их обратно. Унеси их! Я не могу видеть их. Унеси!
Она быстро связала все, что принесла ей Бессир, и отшвырнула узелок к самой двери.
Глава десятая
Собирался дождь, небо было сплошь затянуто тучами. Люди уже несколько часов работали в поле, а у Бессир даже постель была не прибрана. А ведь забот у нее в эти дни хватало, хотя в колхозе она не работала.
Бессир тратила все силы свои, употребляла все способы — ночей не спала, придумывая очередную каверзу, — чтоб только расстроить свадьбу Мелевше с Сердаром.
Злоба переполняла Бессир, сердце ее превратилось в комок ненависти — ненависти к Дурджахан. Да, да, не к Мелевше, непокорной и строптивой, не дающей ей захватить в свои руки калым, а к сопернице своей Дурджахан.
Казалось бы, отняла у женщины мужа, отвадила его от прежней семьи — и успокойся наконец, угомонись! Нет. Теперь, когда Бессир поняла, что все ее старания расстроить комсомольскую свадьбу могут кончиться крахом и Мелевше уйдет из их рук, сердце Бессир лопалось от ненависти к Дурджахан и от жгучей зависти к ней.
Вот и сегодня в ненастное, хмурое утро, когда жизнь и без того кажется немилой, а все неудачи — огромными и непоправимыми, у Бессир, придавленной собственной злостью, не было даже сил прибрать постель. Она потянула было за угол одеяла, чтобы свернуть его и убрать, но вдруг отшвырнула со злостью и забормотала сквозь зубы:
— Комсомольскую свадьбу устроит… Вот, мол, какая я — всем наперекор иду. Мужа за человека не считаю! Зять — ученый, зоотехник, в Ашхабаде будет начальником… Дочь на доктора выучится, в белом халате щеголять станет. Ха! Посмотрим!.. Поглядим, голубушка, что у тебя из этого выйдет! В каменном доме жить собирается!.. В могилу лягу, а разрушу твои мечты! Не видать тебе каменного дома! Как месила всю жизнь кизяк, так и будешь его месить до смерти. Я тебе покажу!.. Я из твоей комсомольской свадьбы славные поминки устрою! Ты еще меня не знаешь! Ха, Гандым идет! Вот кстати, он мне как раз и нужен!
Бессир быстро свернула одеяла, сложила их поверх других и, пригладив рукой волосы, приняла благопристойную позу.
— Салам-алейкум! — почтительно приветствовал ее Гандым.
— Заходи, заходи, милый!
Гандым вошел в кибитку и, воровато оглядевшись, протянул хозяйке сверток в оберточной бумаге.
— Это вам, тетушка Бессир!
По правилам хорошего тона надо было бы взять его и, не разворачивая, убрать в сундук. Но Бессир не смогла одолеть своего любопытства — тотчас же разодрала бумагу. В свертке оказалась целая стопа шерстяных платков: красное поле, черное, голубое, зеленое!.. А какие цветы, какие узоры! Бессир так и засветилась улыбкой — ядовитый цветок тоже ведь умеет красиво распустить смертоносные свои лепестки…