Вьюга
Шрифт:
— Да! Да, милая свекровушка, пришло время аллаха призывать — одно дурное со всех сторон. Призывайте его, призывайте!
— Да куда уж больше призывать — и так покоя не даю. Пять раз в день на намаз становлюсь, прошу его благоволения!
— Вот, стало быть, и внял всевышний вашим молитвам, прислал меня к вам от позора спасти.
— Да что ты все твердишь: позор, позор, а в чем дело, не говоришь!
— Да язык у меня не поворачивается! Одно скажу: пока не поздно, откажитесь от сватовства
— Чем опозорена?!
— Не спрашивайте, милая свекровь, не спрашивайте, откажитесь, и все! Чтоб локти потом не кусать.
— «Чтоб локти потом не кусать»… — пробормотала старуха, и голова у нее закружилась, земля поплыла из-под ног. Она закрыла глаза, пригнула голову, прислонилась горячим лбом к коленкам и так застыла, безмолвная.
Бессир выждала некоторое время, спокойно наблюдая, — может, Аннабиби не слышит ее, и, убедившись, что старуха не потеряла рассудка, а просто потрясена, заговорила тихо и вкрадчиво:
— Милая вы моя, уж как я вам предана — жизнь готова отдать за каждый ваш седой волосок!.. Прямо вам говорю: не горюйте, не травите старое свое сердце — дело-то поправимое, вода еще через край не перелилась. Бросить это проклятое сватовство, и все станет на место! Гордо будете голову седую носить, бабы на каждом углу шептаться да осуждать не будут…
Старуха давно уже поняла, что ей предстоит услышать о будущей своей невестке такое, что разрушит все ее надежды, все мечты.
— Говори, молодуха, — сказала она слабым голосом, подняв на Бессир красные сухие глаза. — Говори, не мучай! В чем ее грех?
— Не скажу, милая свекровь, и не просите. Люди скажут, а у меня язык не повернется! Порасспрашивайте на селе, все знают, вам только говорить опасаются, знают, что внук ваш больно к ней пристрастился. Сами подумайте: ну с чего бы Дурджахан даром отдать такую красавицу? А она не то что без калыма, она ее хоть сейчас за дверь вытолкать готова! Потому что дольше дома держать — поздно выдавать будет! — зловещим шепотом прошипела Бессир и сделала вид, что прислушивается — не идет ли кто мимо кибитки.
— Спаси и помилуй, боже! — в ужасе воскликнула Аннабиби, и слезы опять полились из ее глаз.
— Не плачьте, дорогая свекровь, — Бессир и сама всхлипнула, она чуть ли не верила в то, что так хорошо придумала. — Благодарите аллаха, что узнали вовремя…
— Да это понятно, голубка, это так… Великая тебе благодарность, что упредила. Только ведь у нас уж все сговорено было. Думала, чего уж лучше — без калыма-то. А оно вон как обернулось… Ведь если калым платить, Сердар у нас еще пять лет холостяком проходит. Как женили Мереда, до сих пор в долгах по уши…
— Что делать, милая, что делать? Женить всегда тяжело, это уж испокон веку. А то возьмет да приведет городскую! Тогда
Тетя Аннабиби горестно вздохнула.
— Не тужи, дорогая свекровь. Я для тебя расстараюсь — племянницу свою высватаю. Девушка — прямо красотка, а сестре моей втемяшилось в голову за ученого ее пристроить, так она, можно сказать, даром отдаст. Ей лишь бы жених был ученый!
— Вот это дело было бы! Ты уж постарайся, милая, порадуй старуху, а то прямо ума не приложу…
Простодушная старуха поверила каждому слову Бессир. А выяснять подробности — не до того было сейчас бабушке Аннабиби, потрясенной неожиданно свалившейся на нее бедой.
— Ну, мне идти пора, — сказала Бессир, поднимаясь. — Не горюй, дорогая моя свекровь. Насчет сватовства не сомневайся: я тебе помогу. Можешь считать, что невестка уже сидит у тебя в углу!
В дверях Бессир столкнулась с женой старшего внука Аннабиби, вкратце сообщила ей то, что так подробно расписывала старухе, и, очень довольная успехом своего предприятия, отправилась восвояси.
Бабушка Аннабиби и молодая жена Мереда долго сидели у очага, горюя о том, что так ладно устроившееся сватовство неожиданно расстроилось. Ни одна из женщин не высказала сомнения в справедливости слухов, которые принесла Бессир. Это не имело значения, правда или не правда: раз про девушку идет дурная молва, это уже не невеста, никто не согласится привести в дом ославленную.
Вьюга становилась все сильней, все громче завывал ветер, сотрясая ветхую кибитку.
Торопливо вошел Сердар.
— Вот наказанье на нашу голову! — сказал он, отряхивая снег с шапки. — Как бы не потерять отары?..
Бабушка молча поглядела ему в лицо, вздохнула и сказала, крепко сжимая свою прялку:
— Присядь-ка, сынок, разговор есть.
— Может, когда вернусь? Я очень спешу, бабушка, зашел только попрощаться.
— Нет, детка, потолкуем, и поедешь со спокойной душой. Тут долгого разговора не будет, дело ясное.
— Ну давай, — Сердар со вздохом опустился на кошму возле бабушки.
— Вот что, сынок. Конечно, достатка у нас нет, и взять невестку без калыма было бы великой удачей. Но, как говорится, хороший курдюк в песках не бросят, — раз отдают девушку без калыма, значит, дело нечисто. Отказываться надо нам от сватовства. Пойти к Дурджахан и сказать: решили, мол, отказаться. Такое мое к тебе слово, сынок, — и старуха обеспокоенно взглянула на внука — чего-то он вроде и не удивился.
Сердар понял все с первого слова. Понял, что Бессир или Гандым уже успели побывать у старухи и оплести ее клеветой. Он видел, что старуха всерьез обеспокоена, и то, что она говорит сейчас, кажется ей единственным выходом из положения.