Выйти замуж за лорда
Шрифт:
Вскоре все просители привыкли к ее присутствию и более не сторонились, а продолжали свои разговоры. Она слышала обрывки фраз о налогообложениях на юге Англии. Кто-то горько жаловался на высокий налог на французские вина.
Наконец дверь открылась. Все умолкли в ожидании того, чье имя сейчас назовут.
– Мисс Ллойд?
Констанс выступила вперед, чувствуя на себе любопытные и возмущенные взгляды. Из всех ей одной так быстро оказали честь войти в дом на Даунинг-стрит.
– Пожалуйста, садитесь, – предложил ей швейцар
Констанс села на красный бархатный диван в холле и приготовилась ждать. Выйдя из комнаты наверху, по лестнице спускались, поправляя галстуки и смахивая пылинки с котелков, джентльмены, коротко переговариваясь между собой приглушенными голосами. О том, что произошло в кабинете, они будут говорить позднее в клубах или на публичных собраниях.
Констанс нервно теребила перчатки и для чего-то стала считать ступени лестницы – их было тридцать четыре, – а затем и полоски на обоях. Она досчитала уже до ста двадцати, как тут ее наконец позвали.
– Мисс Ллойд, сюда, пожалуйста, – поклонившись, сказал швейцар.
Она поднялась вслед за ним по лестнице и, свернув налево, увидела слегка приоткрытую дверь. Швейцар доложил о ней, не входя в кабинет премьер-министра.
– Мисс Ллойд, милорд.
– Мисс Ллойд? Прошу, входите, – услышала она характерный суховатый голос, который уже слышала в Балморале. – Простите, что не встречаю вас лично. Подагра.
Констанс вошла, и лорд, приветствуя ее, слегка приподнялся в кресле. Стол его был завален бумагами, в кабинете царил рабочий беспорядок.
– Рад видеть вас в добром здравии, мисс Ллойд, – промолвил лорд, снова опускаясь в кресло.
– Благодарю вас, сэр, вы тоже выглядите неплохо, – ответила Констанс, лукавя.
Его кожа приобрела зеленоватый оттенок, он выглядел больным, под глазами были темные крути. Как Констанс заметила еще в Балморале, излишне черные волосы сильнее подчеркивали болезненную бледность лица. Для человека его возраста этот контраст был особенно разительным, поэтому не оставалось сомнений, что лорд красил волосы и, более того, завивал. Упрямый локон залихватски падал на лоб.
– А теперь избавьте меня на время от государственных дел, моя дорогая леди, и расскажите лучше о делах сердечных. – Он улыбнулся и отодвинул в сторону бумаги.
– Милорд, – начала Констанс, – если вы помните, в нашу недавнюю встречу мы говорили об одном деле, и вы сказали, что, пока оба действующих лица живы, ничто не может быть безнадежным.
– Да, помню. Я говорил такие слова и искренне верю в них. – Сказав это, он прикрыл рот рукой и отвернулся.
Констанс догадалась: что-то случилось с его зубным протезом. Собрав всю свою выдержку и помня о воспитании, она деликатно переждала, когда он поставит свою челюсть на место, а затем продолжила:
– Милорд, может статься, что одного из этих действующих лиц вскоре не будет в живых.
– Боже мой, вы нездоровы?
– Нет. Опасность грозит не
– Значит, ваш молодой человек в опасности? Я опечален этим. Чем он заболел?
– Заболел? Видите ли, милорд, он стал жертвой клеветы. Его обвиняют в государственной измене.
Выражение лица премьер-министра можно было бы назвать комичным, если бы не серьезность обсуждаемого вопроса. Констанс быстро рассказала ему обо всем, что произошло, назвала фамилию Джозефа и объяснила степень причастности ко всему этому Джона Брауна.
Дизраэли внимательно слушал ее. Когда же она все высказала, он медленно сложил руки на столе.
– Моя дорогая мисс Ллойд, я восторгаюсь вашей смелостью, которая привела вас сюда, заставила заступиться за Смита и рассказать мне об участии в этом Джона Брауна. Но, по правде сказать, я об этом ничего не слышал. Когда все это произошло, я сам был в Балморале, но никто мне ничего не сообщил.
Констанс была потрясена. Видя удивление, написанное на лице лорда, после того как она рассказала ему все до мельчайших подробностей, она не допускала мысли, что он мог притворяться и не был искренним с ней.
– Где же в таком случае Джозеф Смит? – спросила Констанс, удрученно качая головой. – Почему Браун сказал мне неправду?
– Дорогая, вы, должно быть, плохо знаете шотландских горцев. Слухи, сплетни – это их любимее развлечение, независимо от того, правда это или ложь. Браун стал жертвой такой сплетни и рассказал ее вам, прежде чем проверил ее достоверность.
– Но как же Джозеф? – Ужасная догадка пришла так неожиданно, что у нее остановилось дыхание.
– Возможно, ваше чувство к нему сильнее его чувства к вам. – Лорд сказал это, сильно понизив голос, но Констанс казалось, что он кричит ей прямо в уши.
– Я до сего времени не думала об этом.
Она судорожно сжала руки. И это после той ночи в Балморале? Разве такое возможно?
Она закрыла глаза, вспомнив свое поведение. Чем она лучше какой-нибудь уличной девки? Нет, хуже. Джозеф, очевидно, презирает ее.
В голове тут же мелькнула еще одна догадка: он придумал эту историю об аресте специально для Брауна. Это просто его отчаянная попытка избавиться от нее, скрыться от нее навсегда, а поскольку он понимал, что ей трудно будет смириться с этим, то и постарался придумать что-то особенно убедительное.
Очевидно, Джозеф презирает и жалеет ее.
Она просто дура или даже хуже, чем дура. Констанс Ллойд, которая дома всегда хотела быть образцом вежливости и воспитанности, отправилась в Англию, чтобы доказать там, что у американцев столько же достоинства и умения вести себя, сколько и у англичан. И вот что получилось.
Слава Богу, родители не дожили до позора своей дочери!
– Мисс Ллойд, вам нездоровится?
– Нет, что вы, все хорошо, спасибо. – Констанс поднялась. – Не смею больше беспокоить вас, милорд. Благодарю за доброту и великодушие.