Выйти замуж за старпома
Шрифт:
– Добрый вечер, капитан, – негромко окликнул ее боцман. Если он и удивился по поводу ее парадного наряда – костюм, в котором ужинала с Катанским, Лизонька так и не успела сменить, – то ничем этого не выдал. Трубка в его зубах исходила на редкость вонючим дымом. Лиза едва подавила кашель.
– Добрый вечер, боцман. Вы снова на вахте?
– Да, мне нравится стоять у руля, – ответил он, тем самым, подтвердив ее предположения. – А вам не спится?
– Еще рано. Я решила подышать свежим воздухом.
– А-а, – МакКеллен хмыкнул, похоже, одобрительно.
«Лахесис» вовсе не была пустынной –
Набрав воздуху в грудь, она выпалила:
– Боцман МакКеллен!
– Да, кэп? – он изобразил на хитрой физиономии вежливое удивление. Лизу так и подмывало ответить: «Нет, ничего», – и удрать в свою каюту, да только вот Катанский прав: нужно делать, а не бежать. И будь что будет.
«Я – конквистадор в панцире железном…»
– Вы не могли бы… дать мне подержать штурвал? – прозвучало это удивительно по-детски, будто она выпрашивала у боцмана большую взрослую игрушку.
МакКеллен, казалось, удивился.
– Почему бы и нет, капитан, – ответил он после некоторой заминки. – Прошу вас.
Лиза поднялась к нему. Боцман отодвинулся, давая ей место. Девушка нерешительно потянулась к отполированным ручкам штурвала. МакКеллен, не церемонясь, взял ее ладони и положил их на нужные ручки.
– Вот так, кэп.
Лизонька вцепилась в штурвал, как в спасательный круг. МакКеллен дышал у нее над ухом.
– Расслабьтесь, кэп, – сказал он тихо. – Моя леди очень послушна. Она не попытается удрать от вас.
Лиза глубоко вздохнула и слегка ослабила хватку. Судорожно сведенные пальцы почувствовали, из какого теплого и гладкого дерева сделаны ручки штурвала. Лиза ощутила себя в центре событий – именно от нее сейчас зависит, куда повернет корабль… Нечего тешить себя необоснованными надеждами – одернула себя девушка: тут все зависит не от нее. Но если на миг представить, что это так… Лизонька снова перевела дыхание и посмотрела вперед: золотая фигура Лахесис летела над волнами, купаясь в сиянии заката. Пронзительно крикнула чайка. Облитые золотистым светом паруса высились над палубой, как облака, – настоящая сказка. Море в ультрамариновой дымке дышало йодистой свежестью. Лиза почувствовала себя так, будто за ее спиной распахнулись крылья; ей захотелось заплакать и засмеяться одновременно.
– А говорят, что люди не умеют летать, – пробормотала она. – На кораблях – умеют…
Боцман, явно приятно изумленный этой вспышкой сентиментальности, сказал не без гордости:
– Да, клипера похожи на птиц. Не зря ведь говорят, что они летают по волнам. Помню, когда я впервые встал у штурвала «Лахесис», у меня было такое чувство, будто я оседлал ветер. – И, немного смущаясь из-за собственных слов, добавил уже знакомую фразу: –
А командовать этим чудом поставили чучело, со вздохом подумала Лизонька. Нет, наверное, эта парусная сказка не для нее. Она чуть подалась назад:
– Возьмите штурвал, мистер МакКеллен.
Его мозолистые руки взялись за те ручки, за которые только что держалась она – и выглядели там гораздо более уместно, чем ее ладошки. Ну что ж, ей тоже удалось прикоснуться к мечте. Но на корабле каждый должен заниматься своим делом.
– Спасибо вам, – сказала Лиза.
Он вскинул кустистые брови:
– Что вы, кэп! Вы имеете полное право стоять у руля!
Нарочитая двусмысленность фразы, вкупе с ироничным взглядом боцмана, заставила Лизу смутиться. Ну вот, опять. Неужели она никогда не научится отвечать на такие подколки? Пробормотав слова прощания, Лиза развернулась и сбежала.
В своей каюте она свернулась клубочком на кровати и задумалась. За открытым иллюминатором тихо плескалась вода.
«Я – Елизавета Данилова, капитан клипера „Лахесис“… – Лиза сморщила нос. – Сегодня я попросила боцмана уступить мне место у руля. И он уступил. Странно. Будь я на его месте, ни за что бы не доверила штурвал глупой девчонке».
Ну да, она для МакКеллена – всего лишь девчонка, дочка богатого папы, который по лишь ему одному ведомой прихоти сделал ее капитаном этого парусного чуда. Она обещала отцу, что попытается справиться. А вместо этого лежит и переживает.
«Но я не могу измениться вот так, сразу».
Сразу люди меняются лишь в случае сильнейших потрясений – Лиза читала об этом в книгах. Остальные становятся другими медленно, постепенно. Однако для этого нужно что-то делать, а не думать о том, какая она несчастная. Но как стыдно перед боцманом! И перед всеми остальными… Лизу посетило знакомое желание забиться в самый дальний, темный угол и не вылезать оттуда, пока все о ней не позабудут. Как показал опыт, это ни к чему хорошему не приводит: ее вытащат, отряхнут и выставят на всеобщее обозрение еще более жалкой, чем она была до этого. И боцман опять будет насмешливо смотреть на нее. Насмешливо и… презрительно. Лизе казалось, что за проблеск уважения в глазах МакКеллена она готова отдать полжизни. Она вдруг поняла: ей хочется доказать свою состоятельность именно ему. Не отцу, который сейчас далеко и не видит ее, не первому помощнику и даже не всей команде клипера, вместе взятой, – боцману МакКеллену. Если она докажет ему, что чего-то стоит, то… что тогда? Лиза не знала, но была уверена: обязательно случится что-нибудь хорошее. Хуже, уж точно, не будет.
«Я так не хочу ломать себя… Но… но это совсем другое. Я не ломаю. Я ищу».
С этой мыслью она и заснула.
Глава 11
Проснулась Лиза на удивление рано: часы показывали семь. Если верить тем подсчетам, что она сделала в первый день на бумажке, сейчас еще не закончилась вторая вахта. А старпом просил аудиенции… как это он там сказал… «в две склянки третьей вахты». Как неудобно считать время в склянках. Банки, склянки… Девять часов утра – гораздо более понятное время.