Выжившие
Шрифт:
– Конечно.
Она посмотрела на меня в упор, что происходило не часто:
– Знаешь, ты один из самых полезных людей в отеле. Ты готов помочь с чем угодно. Жаль, не все такие.
Я пожал плечами:
– А что остается делать?
– У тебя ведь больше ничего не случилось? Какие-нибудь симптомы?
– Нет.
Окинув меня взглядом с ног до головы, она не стала давить. Вот уже пару дней у меня немного болели зубы, в основном справа. Но я не стал говорить об этом. Таня стала бы опять хлопотать вокруг меня. А вдруг она предложит удалить зуб, а мне не хотелось так быстро
Выйдя из ее номера, я отправился вздремнуть. Со временем я постараюсь узнать об этой девочке больше.
История – это всего лишь сумма ее людей, и, насколько я знаю, вполне возможно, что мы – последние.
Расскажу вам немного об отеле. В «Сизьеме» тринадцать этажей. Два или три верхних этажа закрыты на ремонт, которому теперь, похоже, не суждено закончиться. Когда-то снаружи была золотая отделка, и величественная надпись над входом тоже была золотой. В восьмидесятые и девяностые годы она привлекала множество богатых клиентов. В последнее десятилетие золото исчезло, да и клиентов стало немного. Несколько лет назад, во время очередной реконструкции, появилась пожарная лестница. Примерно в то же время половину номеров модернизировали, и в них стали использоваться ключ-карты. В прочих номерах остались старомодные замки с ключами.
Когда на верхних этажах отключили электричество, мы – сначала нас было почти тридцать человек, сейчас чуть меньше, около двадцати, – перебрались из модернизированных комнат в обычные, с ключами и засовами для безопасности. Двери с ключ-картами запирались на магнитный замок, поэтому сейчас запереть их было невозможно.
Я заметил, что Дилан ведет журнал, куда записаны все люди, проживающие в отеле. Наверное, чтобы каждого можно было отследить, и по утрам он отмечает всех пришедших в ресторан на завтрак. Я скопировал его список в свои записки для справки, добавив национальность и род занятий у тех, кого знал. В списке Дилана не значилось только его имя, и я добавил его в конце.
Натан Чепмен Адлер – австралиец, бармен (сотрудник)
Таня Иканде – англичанка-швейцарка, врач
Лорен Брет – француженка, род занятий неизвестен
Алекса Траверс – француженка, род занятий неизвестен
Питер Френе – француз, род занятий неизвестен
Николас Ван Шейк – голландец, род занятий неизвестен
Юка Иобари – японка, род занятий неизвестен
Хару Иобари – японец, род занятий неизвестен
Рёко Иобари – японка, ребенок
Акио Иобари – японец, ребенок
Джен (бывшая Хлоя) Лавелл – француженка, ребенок
Патрик Бернардо – француз, стоматолог
Корали Бернардо – француженка, стоматолог
Джон Келлер – американец, историк
Томисен Харкуэй – американка, докторант
Арран Уоррен – англичанин, род занятий неизвестен
Роб Кармье – англичанин, род занятий неизвестен
Миа Маркин – русская швейцарка, администратор (сотрудник)
Саша Маркин – русский швейцарец, официант (сотрудник)
София Абелли – швейцарка, шеф-повар (сотрудник)
Дилан Уик – швейцарец, начальник службы безопасности отеля (сотрудник)
Томи,
А может, я просто пытаюсь обосновать свою собственную реакцию на нее, предполагая, что и у других она такая же. Не верьте мне на слово.
Перед тем как мы похоронили девочку, я подошел к Томи, чтобы расспросить об отеле. Она знает его историю лучше, чем я, а мне хотелось бы придать запискам ощущение места. Если кто-нибудь прочтет их, я хочу, чтобы вы знали, что мы жили здесь.
Мы немного поговорили в баре. Я заметил, что ее зубы до сих пор в идеальном порядке.
– Я видела, вы тоже пишите, – сказала Томи, держа в руках папку со своими записями. – Поддерживаете ощущение нормальности, да?
– В будущем эти записки могут сыграть важную роль.
– Их некому будет читать, – возразила она.
– Никто не знает.
– Но мы-то сами знаем. – Она скрестила ноги. – Откуда у вас акцент, Миссисипи?
– Я вырос в Миссисипи, но жил в Сан-Франциско.
– Понятно. Я из Северной Дакоты. И, по-моему, я слышала о вас. Вы читали лекции в Калифорнии?
Она была права. Я читал там лекции.
– Я работал в Стэнфорде. Так что вполне возможно.
– Я так и знала! Я училась на последнем курсе в Беркли.
– Наверное, я что-нибудь рассказывал… о неудачном полете «U-2».
Меня почему-то раздражало, что она меня помнит.
– Да, вроде именно о нем. – Она смеялась надо мной. – Многие говорили тогда, какой вы милый, но насколько помню, в уме вам тоже не откажешь.
Я не стал отвечать на это.
Она рассмеялась:
– Ладно уж, успокойтесь. Задавайте свои вопросы. Не сидите просто так, излучая научное неодобрение.
– Что вас заинтересовало в истории отеля?
– Вы, вероятно, знаете, этот отель прославился чередой самоубийств и необъяснимых смертей. В восьмидесятых и девяностых произошла даже пара убийств. Последние владельцы довольно подозрительные, о них почти ничего не известно. Из-за плохой репутации отель много раз продавался и перепродавался. А еще однажды здесь останавливался знаменитый серийный убийца. Моя работа, гм… то, что я планировала делать в отеле, в основном заключалась в написании биографий людей, которые умерли здесь.
– В отеле останавливался серийный убийца?
– Вообще-то здесь он никого не убил. Но поймали его именно в отеле.
Она говорила быстро, автоматически поддерживая зрительный контакт. Из нее получилась бы отличная ведущая новостей, а под конец карьеры она, возможно, стала бы успешным историком телевидения.
Я машинально потянулся за стаканом, которого на стойке не было, и тут же отдернул забинтованную руку.
– Что с рукой? – спросила она.
– Помогал Дилану кое с чем.