Выживший в племени каннибалов
Шрифт:
Дабы не обидеть дары приносящих, мне не оставалось ничего другого, как принять подарок, но попросил, чтобы они сами приготовили кушанье. Когда подали дымящееся мясо, я раздал его обступившим меня папуасам, не оставив себе ничего, этим подняв собой авторитет альтруиста.
Вождь племени масоку Нь-ян-нуй (Тот, который поднимает всех с утра) сидел возле большого дерева и занят был тем, что бруском какого-то камня обтачивал свои передние резцы на манер крокодильих, иногда, скалясь, обнажал оба ряда остроконечных
Он подумал, что я недоволен собакой и взмахнул рукой. Цепочка из четырех воинов на головах уже несла пятиметрового питона. Судя по тому, что хвост вращением искал опору, я догадался: питон живой! Сделав надрезы вокруг шеи и вдоль, они ловко сдернули шкуру с еще живого змея.
Но и тут они увидели очередное моё искусственно продемонстрированное равнодушие, что вождя и шамана не удовлетворяло.
Ждать пришлось недолго, собрался остальной народ, а двое туземцев внесли на плечах толстый бамбук с привешенной к нему свиньей.
Вождь, держа в руках зеленую ветку, подошел торжественно к свинье и произнес при общем молчании речь:
– Да здравствует, белый человек, посланный нашим богом Дуссонго! Теперь, когда ты будешь с нами, манирока будет совсем худо! Эта свинья дается тебе жителями острова в подарок. Её снесут в твою хижину. Свинья будет кричать и умолять оставить ей жизнь, а ты не послушаешь ее. Ты заколешь её копьем, и она умрет. Ты развяжешь веревки, разделаешь, опалишь щетину, разрежешь свинью и съешь ее!
Кончив речь, вождь заткнул зеленую ветвь свинье за ухо. Мне поднесли копье. Все хранили молчание и ждали чего-то. Я понял, что дожидались моего разящего удара. Я подошел к свинье, погладил её за ухом и, собрав всё моё знание языка масоку, высказал следующее:
– Я пришел к вам из-за моря не за свиньей, а, чтобы видеть вас, ваши хижины, ваши горы, ваше море! Если вы будете хороши, то и я буду хорош! Если вы будете красивы, то и я буду красив! Если вы будете мне братьями, то и я буду вашим братом!
В подтверждение раздались крики:
– Белый человек хорош, красив, и наш брат!
Напомнили еще раз о копье и потребовали от меня решительных действий. Пришлось разыграть сценку обратного дарения, которое было оценено теми же возгласами:
– Белый человек хорош, красив, и наш брат!
Весь вечер вождь выражал мне полное доверие и признательность, одновременно радость по случаю моего появления у них, потому что я – первый белый человек, которого они видели. Я показывал рукой вдаль в знак согласия, и они с почтением думали, что я посланец от их божества.
Основа дружеских отношений была заложена – это стало очевидным, как ясный день. Только бы не сорваться, больше психологической чуткости, такта, большего понимания внутренних потребностей туземцев, больше вникания в
Затем туземцы затеяли воинственную пляску с копьями. Танцы у них состоят из грубых телодвижений, необыкновенных поз с приседаниями, резких жестов и прыжков в сторону – всё это под такт музыки, состоящей из битья колотушками в один или несколько барабанов, или об стволы деревьев. Для дикарей это такая же забава, как для нас вальс или танцы-обжиманцы.
Но вот туземцы выстроились в две фаланги и грозно взметнули копья. Глядя на воинов, я заметил, что они не просто переступают, а каждый раз сильно притопывают ногами, продвигаясь навстречу друг другу никак не больше десяти сантиметров. Земля задрожала. Иногда они давали волю своим голосовым связкам “Хак-хак-хак!”, и в звуках слышалась буря страсти, неумолимая ярость мщения, жажда смести врага с лица земли, радость борьбы с ним. Когда же звуки стихали, мне чудилось тихое всхлипывание оставшейся на родине моей жены Раи, её горести и тревоги.
Но вот вперёд вышли женщины, они исполняли пляску втаптывания черепов поверженных врагов в землю, при этом ногами неистово загоняли в нее камни.
Ко мне подошел вождь и сказал:
– Пора побрататься со мной кровью.
– Согласен! – недолго думая, ответил я, чтобы видеть обмен крови своими глазами.
Мы сложили крестообразно левые руки, а правыми сделали друг другу надрезы. Пока темная кровь вождя смешивалась с моей алой, дикари хорошо поставленными голосами выкрикивали проклятия, которым все окружающие внимали с открытыми ртами от страха:
– Да будет проклят тот, кто нарушит данную клятву!
От группы поддержки пламенно, как из глубины души всего племени, уже неслось:
– Горе! Горе ему!
– Да будет проклят тот, кто питает затаенную вражду!
– Горе! Горе ему!
– Да будет проклят тот, кто повернется спиной к своему другу!
– Горе! Горе ему!
Выкрикивания продолжались еще долгое время, с полночи – не меньше
– Да будет проклят тот, кто в день войны отступится от своего побратима!
– Да будет проклят тот, кто нанесет вред другу, кровь которого стала его кровью!
– Пусть чесотка обезобразит его тело и сделает его ненавистным!
– Пусть лишаи истребят на его голове все волосы!
– Пусть змея притаится на его тропинке!
– Пусть его жена никогда не родит!
– Пусть его жена родит шакала или крысу!
– Пусть силы покинут его на брачном ложе!
– Пусть болезни подтачивают его силы, и дни его сократятся недугом!
– Пусть его члены откажутся служить ему, ноги и руки его сведет судорогой!