Вызов (дилогия)
Шрифт:
— Если бы ты знала, Кими, как я потом себя ненавидела! За то, что сделала со всеми вами.
— Тогда почему, Лив? — вскричала она внезапно. Я снова вздрогнула. — Почему ты позволила себе быть такой… такой… — Взгляд её заметался по столу в надежде обнаружить на нём написанным необходимое слово. — Слабой?
Этот вопрос не требовал ответа.
— Не только ты лишилась мужа, — продолжила она, — но и Марти сына. Мы со Стивом брата. Моя мать племянника. Наконец, Макс с Эбби отца!
Я издала нервный смешок.
— Что
— Твоё утверждение не совсем точно.
Продолжая хихикать, я, верно, была похожа на сумасшедшую.
— Какое из? — спросила она подозрительно.
— Эбби не лишалась отца.
— Согласна, не лишалась. Она просто-напросто не успела с ним познакомиться.
— Похоже, чёртово провидение предоставляет моей девочке шанс сделать это.
Выплюнув эти слова, я вскочила на ноги и со всей мочи пнула стул, на котором только что сидела. Он с грохотом упал, врезавшись в мойку.
Ким испуганно зажала уши.
— Оливия, ты меня пугаешь!
Она называла меня полным именем всегда, когда переставала понимать. Я была Оливией, когда в восемь лет отказывалась признаваться родителям, что сломала руку, прыгая с тарзанки. Когда соседские мальчишки напихали в наш почтовый ящик шишек и подожгли, а я, зная всех, кто это сделал по именам, не стала их выдавать. Когда прибежала к ней в слезах, узнав, что беременна, и долго истерила в страхе, что мать из меня будет никакая…
— Отец Эбби не умер. По крайней мере, хочется в это верить.
Её карие глаза расширились от ужаса.
— Что ты несёшь?!
— А то и несу! Эбби не дочь Майклу Вуду. Не только не успела стать, но и изначально не была его. Она моя! Только моя!..
Я заметалась по кухне — злая, раздражённая, растерянная…
— … и Дилана Митчелла, — тихо закончила за меня подруга.
Я замолчала. Через несколько секунд, показавшихся вечностью, Ким протянула:
— Так вот от кого у неё эти потрясающие зелёные глазищи.
— Да.
Возникло чувство, что сейчас я призналась не в самой страшной тайне своей жизни, а, скажем, раскрыла секретный ингредиент вкуснейшего блюда — так спокойно мы об этом говорили.
— Но она же похожа на тебя, и… — Ким на секунду задумалась.
— Вот именно, — улыбнулась я. — Она просто похожа на меня.
— Правда, Эбби рыжевастенькая, а ты тёмная шатенка.
— Если ты забыла, Макс тоже до двух лет в блондинах ходил. Потом начал темнеть.
Ким закивала.
— Да, да, мы ещё шутили, что одна из ваших бабушек согрешила с альбиносом.
Мы хихикнули, вспоминая то время и ненадолго замолчали.
Мне пришлось заговорить первой.
— Теперь ты понимаешь, что я тогда чувствовала? — Ким коротко кивнула. — Ты права: я бы никогда не сделала больно Майклу своим признанием. У меня
К горлу подкатил комок. Впервые я взяла на руки свою дочь, когда ей было уже четыре дня от роду. Придя в себя после эмоциональной комы, я потребовала немедленно принести её. Врачи отказывались, опасались за моё состояние. И, как оказалось, не зря.
— Когда они вручили мне этот маленький сверток… — Слёзы снова полились из глаз, но дыхание не сбилось. Я давно научилась плакать спокойно, без всхлипов и истерик. — Помню, я сначала обрадовалась, что у неё такие же светленькие волосики, как были у новорожденного Макса. А потом она открыла свои ясные, лучистые глаза. Не как у Макса. Не тёмные. И вообще не такие. Тогда я всё поняла. Ты понимаешь, что я почувствовала? Кем я себя почувствовала, Ким?
Я снова подняла взгляд на подругу. Она плакала за другим концом моего потёртого кухонного стола. Сколько же слёз было за ним пролито! Сколько горя вынесли эти стены и мы, живущие в этом доме. Сколько ещё сможем вынести? Сколько смогу вынести я?
— Я возненавидела свою дочь, Кимберли! Можешь себе это представить? — Мне стало вдруг больно смотреть на неё, и, закрыв глаза, я медленно начала раскачиваться — туда-сюда, туда-сюда. — Она стала живым воплощением моей измены. Я не оставила Майку ничего. Я забрала у него и жену, и дочь, которую он так ждал и уже очень любил. Я была в ужасе от того, что сделала.
— Но он ничего этого не знал, Ливи! — проплакала подруга. — Он умер счастливым, зная, что вы у него есть, что ждёте его.
— Ты думаешь, мне от этого легче? Да мне во сто крат было бы легче, если бы он жил! Майк никогда бы не узнал правду о рождении Эбби. Да ему это и в голову бы не пришло в чём-либо таком сомневаться! Он бы воспитывал и любил её как свою дочь. Она и сейчас его дочь — для всех, кроме меня. Ты думаешь, это бы меня не успокаивало? Я была бы чёртовой сукой и предательницей, но только сама для себя. А он умер и теперь знает всё.
Ким молчала, не в силах что-либо возразить.
— Мне нужны были эти таблетки и уколы, потому что всё то время, когда мой мозг был в сознании, я плакала и просила прощения у всех — в первую очередь у Майка. Мне не хотелось жить, я корила бога за то, что не меня, а его он забрал. Это была самая страшная расплата за всё, что я сделала. За то, что позволила себе это запретное счастье.
Я одним глотком осушила полный стакан виски и снова закурила сигарету, поднимая стул и ставя его напротив Ким.