Вызов Ланселоту: есть ли нынче рыцари без страха и упрека?
Шрифт:
Ольга развернулась к Гиру:
— Зарплату, говоришь? Да ты не зарплату — работу потеряешь! И это как минимум. Я тебе гарантирую!
Обняв Таню, она шагнула к выходу.
— Оля! Подождите! Да послушайте же!
Скрипач выскочил за Ольгой в коридор. Он еще хотел объясниться!
— Не желаю слушать!
— А я не отстану, пока не выслушаете! Ольга!
Их голоса разносились по всему коридору.
— Не кричите! Всех перебудите.
— А вы послушайте! Иначе буду кричать.
Ольга посмотрела на него. А ведь
— Ультиматумы он еще ставит… Ладно. Уложу детей и выслушаю. В телекомнате. Только вряд ли сможете что-то путное сказать. И, надеюсь, обойдется без глупостей! Ну, уйдите с дороги!
Ольга оттолкнула Юрия плечом и повела Таню к себе.
Умывшись и успокоившись, девочка рассказала, что перед отбоем Юрий Юрьевич вдруг стал дознаваться, кто разрисовал вчера простыню. Не добившись ответа от старших, он взял Таню, самую младшую из всех, и заставил почти голышом приседать на глазах у мальчишек. Пока не признается или она, или мальчишки. Но мальчишки только хихикали.
— Я ему ничего не сказала, — шмыгнула носом Таня. — Я вам скажу. Это Чернов простыню разрисовал. Он вас не любит. Из-за того, что вы мама Кирилла.
В дверь постучали. Это был Скрипач. Бледный, но настырный, отметила Ольга.
— Ольга, вы обещали. Я не отстану. Когда вы придете?
Не обращая на Скрипача внимания, она укладывала Таню.
— Ложись на мою постель, Танюша. И спи. Больше он такого никогда не сделает. Ни с кем. А я скоро приду.
…Ольга села на тот самый потертый диванчик, на котором прошлой ночью выслушивала такие правильные слова Юрия о книгах и о детях. Что он там еще говорил… Хорошо овцам… Нет, другое, что-то из Пушкина. Моцарт, Сальери… Как же после всего он мог? Как вообще человек может творить такое? Пародия ходячая — вот он кто! Сквозь дыры на фраке просвечивает убожество!
— Я вам объясняю, Оля: это звереныши. Я ничего такого от них не требовал. Только элементарное: кто сделал эту подлость — я про портрет ваш, Оля! Хоть это вы не забыли?
Ольга не ответила.
— Мне показали это произведение, по секрету… И вот ради вас, Оля, я, как последний олух, бьюсь головой о стену… или как рыба об лед… Кто сотворил? Неужели вам это безразлично? Такие вещи надо искоренять в зародыше!
— Девочки здесь ни при чем… — тихо сказала Ольга. И уже громче прибавила: — Все! Хватит об этом!
Дверь отворилась. Ну, кто еще?!
Сын… На пороге стоял Кирилл. За его спиной маячила фигура Чернова.
— Кирилл!
— Мама, что ты делаешь здесь? С этим…
Ольга мигом поняла, в чем дело. Она угрожающе посмотрела на Чернова:
— Что ты сказал моему сыну? Что я с Юрием?..
— Что сказал, что сказал… То и сказал!
В глазах Чернова читался вызов, и все-таки он отступил от надвигавшейся на него Ольги за спину Кирилла.
— Я тебя как человека спрашиваю!
Ольга сделала шаг к Чернову.
— Ну, пошутил… Пошутил я про
— Скажи это Кириллу!
— Кирилл, я пошутил!
— Я так ему сразу и сказал, что он врет! — сказал Кирилл, обращаясь к матери. — Но тогда что ты здесь делаешь?
— Так. Выясняю кое-что. По поводу одного портрета!
И Ольга снова метнула молнию в Чернова.
— Какого портрета? — Кирилл ничего не знал.
— А ты спроси у этого… у друга своего, — посоветовала мать.
Но спрашивать было уже не у кого. Дима Чернов был уже у лестницы и быстро-быстро сбегал по ступенькам вниз.
— Пойдем, сынище, я сама тебе все расскажу.
Ольга вздохнула. Не хотелось ей ничего никому рассказывать. Даже Кириллу. И думать больше ни о каких гнусностях не хотелось.
А тут еще этот Гир. Сидит как побитый… А все зачем-то пыжился, что-то доказывал… Неужели и вправду не понял?
— Надеюсь, с вами мы больше никогда не увидимся, — сказала она Скрипачу и, обняв сына, вышла из телевизионной.
Глава 18
Смешное имя для зверя
На следующий день Ольга открыла глаза — и кожей ощутила: все переменилось. Кончилось. Ее перестал тащить за собой мутный и грязный поток, в котором она барахталась с момента приезда сюда, на Волгу. А может, она попала в него раньше — когда получила телеграмму от сына? Или еще раньше — когда тренер позвонил? Кто знает…
Никто не знает, когда ударит гром, после которого крестятся мужики, отмечая нежданный поворот судьбы.
И никто не знает, почему кончается гроза.
Утро началось с того, что Ольга, еще до подъема, столкнулась с Анной Михайловной. Та, как и Ольга, вышла к Волге полюбоваться восходом.
— Я слышала, у вас вчера произошел инцидент с Юрием. Вообще-то я не любопытна, но вы так кричали…
Ольга рассказала ей все: и про портрет, и про Чернова, и про приседания в маечке… И даже про Сальери как-то само собой получилось рассказать. А еще про то, что она собирается к Елене Игоревне: требовать, чтобы Юрия отправили из пансионата. И уволили из интерната, конечно. Анна Михайловна выслушала ее очень внимательно.
— А знаете, Оля, — сказала она, — давайте лучше я к Елене Игоревне подойду. Если, конечно, вы мне доверяете. Не думаю, что она так легко согласится с вами. Ну, кто вы такая для нее, подумайте! А с этим Юрием она работает не первый год. И я подозреваю, что многому была свидетелем. А Юрий работает себе и работает… Да и кого на его место? Ведь в эту систему при наших-то зарплатах мало кто идет. Тем более из мужчин. И кстати, кто вместо него здесь останется? Мальчишки бесхозные будут. Валентина в больнице. Ситуация патовая. Даже если припереть Елену Игоревну к стенке — и то… Вы, как я понимаю, теперь уедете? Ведь с Кириллом у вас все наладилось, верно?