Вызов небесам

Беляков Евгений

– Не знаю, отец пока не решил… Хотя в Москве наших больше всего, аж шесть человек, считая вас с Дэви. Как решит, так обязательно всем сообщит. А вы надолго в Москве задержитесь, или еще куда укатите?

– Укатим. Скоро мы с Дэви в Пермь поедем, туда, кажется, в прошлом году Надю увезли, помнишь, Боря?

Борис кивнул:

– Передай ей от меня привет и адрес мой тоже дай, пусть напишет, раз теперь можно. И сам нас не забывай, звони, если что.

– Ага. Буду звонить обязательно, — легкомысленно пообещал Толик и снова окинул взглядом все компанию. — А чего это Васька вдруг брюнетом заделался, мода, что ли, теперь такая?

– А это он так от своих знакомых по Плешке скрывается! — захихикал Влад и

поспешил спрятаться за спину Бори, поскольку Василидис вознамерился отвесить ему леща.

– Что за Плешка такая? — удивился Толик.

– Ну, так в Москве место называется, где взрослые дяди мальчиков снимают, — пояснил Влад. — А ты и не знал? Васька там два дня промышлял, пока его мать под арестом держали.

– Откуда ж мне знать, я по таким местам не хожу, — чуть обиделся Толик. — Ладно, парни, меня, наверное, отец ждет, волнуется. Дайте свои телефоны, буду вам звонить или Дэви попрошу, она тоже по вам всем скучает…

Обменявшись телефонами и адресами, веселая компания вывалилась из толиной гримерки и направилась к давно уже ожидавшим их родителям. Владу предстояло идти к себе на Остоженку, Алеше — ехать в Северный, Борису — на Палашевку, Василидису — туда же, вновь скучать под домашним арестом. Тем не менее, все они пребывали сейчас в хорошем настроении. Казалось, жизнь наконец-то повернулась для их компании светлой стороной. Ничто пока не предвещало новых бед.

Глава 4. Таинственный убийца

Дни после концерта тянулись спокойно, даже расследование взбудораживших всю Москву событий, связанных с Петром, после бурного всплеска активности перестало подавать признаки жизни. Никого больше не вызывали на допросы, даже роль Бори в изгнании Петра почему-то никого не интересовала. Вадим было совсем успокоился, как вдруг 27 июля, как гром среди ясного неба, пришла весть: арестовали Тверинцева.

– Если эти раздолбаи взяли его по делу Петра, то они еще сильно об этом пожалеют! — пообещал Олесин, как только узнал о задержании Николая Игнатьевича. — Он по закону не обязан отвечать за проделки чужого ребенка, даже если им кажется, что он как-то с этим ребенком связан. Разберусь, что они против него нарыли, и пойду жаловаться в Генпрокуратуру на незаконный арест видного религиозного деятеля. Там меня еще уважают, так что на явное беззаконие пойти не решатся!

Павла несколько смущало, что по имеющимся сведениям арестовывали Тверинцева вовсе не эфэсбешники, а сотрудники Московского уголовного розыска, но он пока списывал это на нежелание конторы засвечиваться в столь сомнительном деле. Он бросился наводить справки, и к вечеру выяснилось, что почтенного философа задержали за… развращение несовершеннолетних!

Олесин решил, что в МУРе, никак, спятили. Конечно, без влияния Лубянки здесь, видимо, все равно не обошлось, но нельзя же так топорно выполнять порученную тебе, пусть даже грязную работу! Прокуратура, однако, опротестовывать действия пинкертонов с Петровки отказалась, сославшись на то, что на Тверинцева якобы подали сответствующее заявление и все теперь надо тщательно расследовать. Павел терялся в догадках, кто мог заявить такое на его друга и о каких, собственно, несовершеннолетних там идет речь?

События, тем временем, развивались своим чередом. По делу Тверинцева был назначен следователь, и Влада с матерью вызывали к нему на допрос, потом 30 июня суд отказал Николаю Игнатьевичу в освобождении из-под ареста, поскольку следствию якобы удалось найти какие-то доказательства, подтверждающие обвинения, а еще через два дня супруга Тверинцева была найдена в своей комнате с перегрызенным горлом, а сын Тверинцевых Влад, единственный несовершеннолетний, с которым в последнее время общался арестованный философ, — куда-то пропал.

Убийство молодой женщины, а еще пуще способ, коим оно было осуществлено,

потряс всю Москву. Бывало, что людей резали, травили, душили, но чтобы зубами перегрызть яремную вену?! Собаку, что ли, на нее натравили? Эксперты, впрочем, это предположение не подтвердили. Такие повреждения, скорее, могла нанести своими клыками очень большая человекообразная обезьяна, но откуда, скажите, в Москве гориллы, да и почему эта предполагаемая горилла пустила в ход исключительно зубы, а не удавила попросту свою жертву руками, каковое поведение куда более характерно для крупных гоминидов? Эксперты терялись в догадках, следствие просто разводило руками. Следователь Прокопьев, ведущий дело Тверинцева, на следующий день, впрочем, обмолвился, что догадывается, в чем тут дело, но донести своих догадок ни до кого не успел — тем же вечером он был найден в своей квартире мертвым с аналогичными ранами на шее. Дверь в квартиру при этом была закрыта изнутри, и оставалось предполагать, что таинственный убийца каким-то непонятным образом проник в квартиру через открытую форточку и тем же путем покинул помещение. И это на седьмом-то этаже! В довершение всего, ближайшей же ночью неизвестный преступник проник в рабочий кабинет Прокопьева, вскрыл его сейф, видимо, похищенным накануне ключом и похитил все хранящиеся там дела, включая дело Тверинцева. Каким образом его не заметила охрана здания, оставалось только гадать.

Муровцы уже сбились с ног в поисках преступника, а убийства все продолжались. Всего два дня спустя новыми жертвами стали судья районного суда, всего пятью днями ранее отказавшая в освобождении Тверинцева из-под ареста, и проживавший с нею ее десятилетний сын. На лицах обоих покойников застыли гримасы непередаваемого ужаса, способ убийства был прежним. Принимая во внимание способ проникновения в квартиры, следователи все больше склонялись к версии о специально обученной кем-то обезьяне, если, конечно, в Москве вдруг не завелся вампир.

День передышки — и еще две новые жертвы. На сей раз загрызенными оказались одноклассник Влада и его мать. Куда-то пропала и их любимая собака.

Оперативники, ведущие дело, всерьез теперь подозревали, что все убийства каким-то образом связаны с арестованным Тверинцевым, а значит, всем сотрудникам МУРа, причастным к его аресту, следует срочно утроить бдительность. Но — не помогло. Уже 8 августа посреди бела дня был убит майор Толстопяльцев, специализирующийся на раскрытии сексуальных преступлений и как раз руководивший задержанием Тверинцева. Но на сей раз преступник прокололся — не заметил висящей в некотором отдалении камеры видеонаблюдения. Она четко зафиксировала, как майор стоит лицом к забору, читая какое-то повешенное на него объявление, а мимо него проходит мальчик-подросток, высокий, но довольно худенький. Майор на него, естественно, не реагирует — мало что ли всяких мальчишек шатается по улице. Но едва оказавшись за спиной Толстопяльцева, мальчуган вдруг круто разворачивается и бросается на него, ухватив руками за плечи. На снимках ясно было видно, как взрослый старается вырваться, но подросток, похоже, обладает железной хваткой, и вот уже его челюсти смыкаются на шее майора с задней стороны. Да, на сей раз таинственный убийца не стал перегрызать своей жертве кровеносные сосуды, а попросту сокрушил ей зубами шейные позвонки! Это ж какую силу челюстей для этого надо иметь!

К сожалению, мальчика-убийцу камера показала только в профиль и со стороны затылка, но и по этим снимкам знакомые Тверинцевых опознали Влада — тринадцатилетнего пасынка Николая Игнатьевича, развращение которого ему, собственно, и вменялось в вину!

Трудно описать словами шок, охвативший оперативников при этом известии:

– Да это же настоящий монстр, оказывается, профессор усыновил монстра!

– А мать его! От кого она только родила это чудовище?!

– А оно потом ее же и загрызло!