Вызов
Шрифт:
— Ты помнишь свое стоп-слово? — спросил он. Его голос был жестким, грубым, как будто он пытался контролировать себя. Прошло всего несколько минут — секунд? часов? вечностей? — с тех пор, как он в последний раз спрашивал меня об этом. Но теперь я понимала, что мое подтверждение успокаивает его.
Мой ответ был мягким, голос едва слышным, тяжелым от вожделения.
— Да… я помню…
Вдруг у моего горла больше не было ножа. Его рука высвободилась из моих волос и обхватила шею, сжав настолько, чтобы сбить дыхание, но не перекрыть его полностью. Ощущение того, что я с трудом пытаюсь
Мэнсон убрал свое колено от моей пизды, и я закричала в разочаровании:
— Н-нет! Прикоснись ко мне, пожалуйста… не… не… — Он улыбался, глядя, как я извиваюсь, как бьются мои бедра, стремясь к любому контакту. — Пожалуйста, Мэнсон, мне нужно… пожалуйста… — Я задыхалась, его хватка усиливалась, сильно сжимая мою шею по бокам. Его пальцы ослабли, только когда я застонала от приступа легкого головокружения. Мою кожу покалывало, каждый нерв горел. Я хотела чувствовать его прижатое ко мне тело, хотела, чтобы он был внутри меня.
Он действительно меня завел. Я чувствовала себя маленькой и жалкой, настолько выше всякой гордости, что готова была умолять его трахнуть меня. Но слова давались с трудом, а связать их в связные предложения было ещё труднее. В результате у меня вырывались только хныканья и бессвязные слова, бесполезным потоком вырывавшиеся изо рта, пока я пыталась передать, как отчаянно я нуждалась в его прикосновениях.
— О-о-о, моя бедная маленькая Джесс, — посмеивался он надо мной, над моей бесполезностью, над моей беспомощностью. — Что случилось, хмм? Чего ты хочешь?
Я заскулила ещё громче, напрягаясь против его руки, извиваясь. Если он не хочет прикасаться ко мне, то я сделаю это сама. Отчаянно хныча, я просунула скованные наручниками руки под юбку, пальцами скользя между влажными складками половых губ. Боже, да… удовольствие разливалось по моему телу.
— Ох, нет, нет, мы не можем этого допустить.
Внезапно он оказался на мне, отбросив нож в сторону, чтобы вытащить мои руки из-под юбки. Я всё это время боролась с ним, умоляя и проклиная. Сначала я удивилась, когда он достал из кармана маленький ключ и освободил одно из моих запястий, но мое удивление перешло в ужас, когда вместо того, чтобы освободить второе запястье, он использовал наручники, чтобы пристегнуть мою руку к изголовью кровати.
— Нет, нет, нет, Мэнсон, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!
Он зафиксировал одно запястье, затем другое, достав из прикроватной тумбочки ещё одну пару наручников. Мои руки были широко раскинуты, так что прикоснуться к себе стало совершенно невозможно. Я просто хотела прикоснуться — к нему, к себе, к чему угодно! То, что я не могла этого сделать, было настоящей пыткой. Моя похотливая неудовлетворенность ощущалась в груди вибрирующей, кричащей тревогой. Я не могла вынести поддразниваний, ожидания, мучений, не могла!
— Я же говорил, что заставлю тебя плакать, — сказал Мэнсон, откинувшись назад, чтобы посмотреть на меня, и покачал головой. — Маленьким ангелам нужно научиться не трогать себя без разрешения, не так ли? — Он раздвинул мои ноги и резко
— Пожалуйста, Мэнсон, пожалуйста, прости меня, пожалуйста, просто… просто… аххх… — Я требовательно взбрыкнула бедрами. Мой разум затопили мысли о его пальцах, вдавливающихся в меня, раздвигающих меня… мысли о его рте, накрывающем и сосущем меня, его языке, исследующем меня внутри. Я вот-вот потеряю рассудок. Я закричу, заплaчу, сделаю что угодно, лишь бы убедить его доставить мне удовольствие, которого я так отчаянно жажду. Но я была скована, и хотя потягивание за кандалы немного ослабило мое напряжение, это совершенно не помогло убедить его дать мне то, что я хотела.
— Непослушная девочка, — сказал он. — Ты выглядишь так мило, когда пытаешься вырваться. Какая же ты маленькая мазохистка. — Он посмотрел на мою пизду, нуждающуюся и набухшую, влажную настолько, что стекало на простыни. Затем, с лукавым блеском в глазах, он потянулся к прикроватной тумбочке и взял одну из свечей.
— Видишь весь этот чудесный горячий воск? — Он слегка наклонил свечу, так что воск, скопившийся на её стенках, заблестел и потек. — Я раздвину твои ноги ещё шире, зафиксирую и дам этому воску капать прямо на твой клитор, раз уж ты так сильно хочешь прикоснуться к нему. — Я вздрогнула, заскулила при мысли об этом, и он сочувственно улыбнулся. — Я не виню тебя. Я знаю, что так трудно быть хорошей, когда ты так сильно хочешь кончить. Но именно для этого и существуют наказания: чтобы ты научилась быть хорошей девочкой.
— Да, Хозяин, — прохрипела я, сжимая руки в кулаки, готовясь к жгучей боли.
— Хорошо, что ты так мило принимаешь наказание. — Он нежно коснулся моего лица, и я прильнула к его руке. Но нежность не могла длиться долго. Его рука оставила мое лицо, спустилась вниз по груди и животу. Он приподнял край моей юбки и заправил его за пояс, чтобы получить лучший доступ. Он следил за моим лицом, а его пальцы спускались всё ниже и ниже — и в конце концов оказались между моих половых губ. Я резко вздохнула. Он дотронулся до моего клитора — слегка, едва касаясь, так, что мне захотелось закричать.
— Пожалуйста, Хозяин, пожалуйста… — простонала я, задыхаясь. Он рассмеялся над моими мольбами и растопырил пальцы, раздвигая половые губы и обнажая меня. Он поднес свечу ближе, наблюдая, как выражение моего лица меняется от разочарования к ужасу.
— Блять! Пожалуйста… пожалуйста… блять… — Я затаила дыхание, не зная, к какой боли мне следует подготовиться. Как сильно будет жечь? Как долго это будет продолжаться?
— Ты выглядишь так мило, когда напугана, — пробормотал он. — Постарайся не кричать слишком громко, ангел. Хотя не думаю, что кто-то тебя услышит.