Вызовите ведьму!

Амери Анастасия

— Итак, вот мы и снова встретились, прелестная мисс Коллинс, только на этот раз вы еще прекраснее. Потому что полностью в моей власти, — пророкотал он, подходя ближе.

— А где Лекс? — вырвалось у меня глупо. И сипло, что уж скрывать.

Сенатор расхохотался, да так громко, что я словно слышала камнепад наяву. По коже забегали мурашки страха. Этого Ричарда Боллсви я никогда не видела. Ни я, ни один из его избирателей. Внешне доброжелательный и спокойный, он будто снял маску. Теперь его черты еще сильнее заострились, став невероятно хищными, глаза бардового оттенка налились кровью, радужки стали ярче и почти светились.

Но что пробирало до самых костей, так это его взгляд. Расчетливый, ледяной, не знающий ни жалости, ни сострадания, вообще ничего человечного. Передо мной стоял властный и жестокий мужчина, наделенный недюжинной силой и полностью уверенный в себе.

— Я оставил мальчика дома, пусть поиграет со своими игрушками, пока взрослые занимаются делами, — он подошел совсем близко и склонился надо мной, вцепившись в мою койку по обе стороны от головы — так, что металл скрипнул от силы его рук.

В ноздри ударил запах алкоголя, и я вжалась в тонкий матрас, стараясь хоть как-то увеличить так резко сократившееся между нами расстояние. Поняв мое желание, Боллсви усмехнулся, облизнув клыки, а потом, до последнего не отводя взгляда, наклонил голову и коснулся губами моей пульсирующей жилки на шее. Я зажмурилась, почувствовав, как его клыки намеренно поцарапали кожу. Сильно, до крови. После чего он со смаком облизал свежие раны.

— Вы, ведьмы, поразительны на вкус, знаешь? Скажу по секрету, я даже буду скучать по этому раскрывающемуся на языке букету, когда переловлю вас всех и убью последнюю из вашего проклятого рода.

— Убьете? — выдохнула я, едва способная выдавить из себя звуки. Значит, нейролептики отменялись, и участь Корвана мне не грозила. Какое облегчение. Едва сдержала нервный смешок.

— Мы немного поговорим, красавица, но сперва я перекушу, ты ведь не против? — он провел пальцами по моей щеке, проследив дорожку давно упавшей слезы, а потом так резко повернул вбок мою голову за подбородок, что я охнула. — Сильно уж проголодался.

Спустя мгновение я ощутила нестерпимую, обжигающую боль, пронесшуюся по всему обездвиженному телу, когда массивные клыки глубоко проткнули мою шею. Из горла вырвалось единственное, на что оказалась способна — горестный, жалобный крик боли.

Поговаривали, укусы вампиров безболезненны, не чувствительнее жала комара, но клыки сенатора буквально убивали. Боль пронзила каждую клеточку тела, передаваясь по нервным окончаниям. Руки и ноги занемели то ли от страха, то от стремительной потери крови. Из меня буквально высасывали все силы, жизнь и душу. Этот укус ничем не походил на сладкие покусывания Майка. Я замерла, боясь, что любое неосторожное движение принесет еще большую агонию. Даже судорожное, рваное дыхание и дрожь добавляли неприятных ощущений. Казалось, что мне насквозь пронзили шею огромными кольями, навеки соединив с чудовищем, а я по какой-то глупой причине еще оставалась жива.

Может, дело в орочьих корнях сенатора. Клыки обычных вампиров, как и их габариты, куда скромнее. Да и никакого яда, приглушающего боль и заставлявшего чувствовать эйфорию, у него не оказалось. Либо пожалел на жалкую ведьму, либо вовсе был лишен его.

В какой-то момент я отстранилась от происходящего и потерялась в своих мыслях, они унесли меня подальше от этой белоснежной камеры пыток. Туда, где царило спокойствие и не было боли. Наверное, я умирала, растворялась в пространстве Древа миров, готовая отправиться

дальше. К перерождению или в Преисподнюю, мне было уже не важно. Одно я знала наверняка: на Небеса ведьмам путь заказан, мы испорченные скверной. Быть может, настоящая светлая Джойс уже давно там, а я и есть та самая тьма, захватившая ее тело, поработившая душу и слившаяся с ней так плотно, что и сама не заметила, как заняла место другой.

Забавно, никогда не думала, что мои последние мгновения окажутся именно такими. Что рядом не будет никого из родных и друзей — и что это окажется так правильно. Я не хотела видеть здесь рядом ни отважного маленького Дина, который и так пережил чересчур много для фамильяра, ни мудрую, а порой ворчливую Ингу — мой гримуар с самым большим на свете сердцем, ни…

В груди что-то болезненно сжалось при мысли о последнем, кого припомнила моя душа. Майк. Такой благородный, сильный и такой запутавшийся в сетях жизни. Наверное, с клубком нитей его судьбы вдоволь поиграла какая-то кошка.

«Ты не монстр и в тебе нет никакой скверны», — прозвучал вдруг в голове голос детектива.

Вспомнились его шершавые сильные ладони, приносившие столько уверенности и спокойствия, растрепанные темно-медные локоны и такие красивые янтарные глаза с вертикальным зрачком, в которых слишком часто плескался холод, но порой… для меня сиял жар тысячи солнц.

«Мой милый, неужели я больше никогда не посмотрю в твои глаза?» — шепнула я ему в ответ.

Где-то на задворках сознания поняла, что по вискам безостановочно струятся дорожки соленых слез. Мы хотели помочь попавшим в беду людям, защитить их от несправедливости, но не рассчитали прочность собственных зубов…

Глаза я давно закрыла. Жутко не хотелось, чтобы после моей смерти веки мне закрывал Боллсви. Нет, я лучше сама, обойдусь без его помощи.

Когда сознание стало совсем мутным и даже мысли больше не тревожили его, я стала проваливаться в абсолютно чернильную тьму, где не было ни пространства, ни времени, ни боли, ни вообще каких бы то ни было чувств или эмоций. Хотя нет, пожалуй, одна эмоция все же была: сожаление. Было жаль, что моя жизнь прервалась так до обидного рано. Мне хотелось еще столько успеть и почувствовать. Завести собственную семью…

«Семью».

Где-то вдали мелькнула застенчивая мысль, но я не смогла ее поймать.

Хлесткий звук пощечины вывел меня из оцепенения, хоть и не сразу. Меня встряхнули и что-то прокричали в ухо, но я слышала только далекий, сливающийся в единое целое шум. За первой пощечиной последовала вторая, потом третья. Наконец, боль дала о себе знать, и мои веки дрогнули. Разум нехотя возвращался, как и ощущения. Связанные руки, жесткие ремни, вонзавшиеся в тело, горевшие от ударов щеки и пульсирующая боль в шее, отдававшаяся в левом плече и руке. Даже тихий, раздражающий гул включенных ламп. Они противно потрескивали от напряжения.

— Не так быстро, — глубоким басом проговорили совсем рядом. — Неужели ты лишишь меня удовольствия и не выслушаешь, что я для тебя уготовил? Между прочим, ты послужишь великой цели. Не каждому дано оставить в истории столь внушительный след… Ты и не оставишь, а вот я — да.

Ах, да, Боллсви.

Я все же заставила себя приоткрыть глаза, опасаясь новых ударов. Только вот зрение сфокусировать не вышло, все плыло, да и сам сенатор напоминал скорее кляксу, какие остаются от заварки трав в чайнике.