Взаимный интерес
Шрифт:
Ничего, привыкай! — велела себе Лив, не обращая внимания на трескучую болтовню за спиной. Десяток манекенщиц одевались и прихорашивались перед зеркалами, обменивались последними сплетнями.
Предполагалось, что все участники показа присоединятся к гостям на званом обеде. Потом, когда с едой будет покончено, начнутся танцы. Ведь сливки общества заплатили огромные деньги за билеты не только ради того, чтобы повидать звезд, но и пообщаться с ними.
Кажется, я действительно становлюсь циничной, хмуро отметила Лив. Ну и пусть!
Когда гримерная наконец опустела, она достала из сумки то самое темно-синее платье на бретельках, которым собиралась поразить Грегори. Теперь казалось — это было сто лет назад. Отражение ослепительной красавицы в облегающем, струящемся шелке не доставило ей никакой радости. Что толку, когда сердце разбито?
Но Лив все же собиралась выйти к гостям, улыбаться, танцевать. Это ведь ее долг. А Грегори она оставила записку у телефона: «Вечером я занята, не жди». И никаких тебе «прости, пожалуйста» или «мне очень жаль». Не жди — и все!
Ничего, что домой она вернется поздно. Сейчас ей как раз и нужна отсрочка перед последним объяснением, чтобы набраться сил и провести его с холодным достоинством. Нельзя раскисать у него на глазах. Нельзя, чтобы он видел, как больно ее ранило предательство. Грегори растоптал все — ее любовь, ее доверие. Так пусть хоть гордость ее не пострадает.
Лив снова бросила взгляд в зеркало. Да, платье хорошо, а вот она сама… Никакая косметика не могла скрыть мертвенной бледности щек, затравленного выражения глаз, казавшихся невероятно большими на осунувшемся лице.
Внезапно она поняла, что не выйдет к гостям. Сил нет… Как будто в ней что-то непоправимо надломилось, умерло. Но и переодеваться заново тоже не хотелось. Лив перекинула через плечо ремешок сумочки и устало побрела к выходу через фойе.
Что толку оттягивать неотвратимое? Несколько часов ничего не изменят. Легче не станет. Швейцар у двери кликнул такси, и Лив назвала домашний адрес. Однако на полпути, средь шумных вечерних улиц Лондона, вдруг остановила шофера:
— Я передумала. Остановите здесь. Я выйду.
— Вы уверены? — На лице пожилого мужчины читалось участие, быть может оттого, что руки пассажирки тряслись, пока она отсчитывала деньги.
Лив молча кивнула. Горло перехватила судорога от душевной муки. Отворачиваясь, она еще успела заметить, как пожал плечами таксист, выражая покорность судьбе.
Ею снова овладело смятение. Хотелось плакать. Как в таком состоянии она сможет поглядеть Грегори в глаза и сказать, что все знает, что сама видела обручальное кольцо на пальце той, что прежде звалась Кэтлин Дезерт, а теперь стала Кэтлин Стоун?
Надо найти в себе силы, а где их взять? Весь день Лив пребывала в уверенности, что чего-чего, а сил ей хватит, что она сумеет сохранить спокойствие даже в самый тяжкий момент. Но этот разнесчастный подвенечный наряд все испортил. Именно он стал последней каплей.
Глаза
Ах, если бы только разлюбить Грегори, изгнать из сердца это бессмысленное чувство. Почему, почему она не может перестать страдать? Он ведь того не стоит. Не стоит, чтобы по нему так убивались.
Разумом Лив отлично понимала это, но вот сердце упрямо не хотело верить в предательство.
Ветер с реки холодил пылающее лицо Лив. Внезапно за спиной у нее раздался звук быстрых шагов… и через миг крепкие, сильные руки обхватили ее, развернули, сжали в объятиях.
Грегори! Колени у нее подогнулись. Презирая саму себя, Лив упала на грудь мужа. Да что это с ней? Как может она так цепляться за него теперь, когда знает о его жестоком поступке? Он ведь расчетливо сыграл на ее чувствах, заставил полюбить себя, а сам все время любил другую.
Ладони ее скользнули по широким плечам Грегори. Даже на ощупь чувствовалось, из какого дорогого материала сшит пиджак. Не веря себе, Лив отшатнулась и убедилась, что Грегори снова переоделся. Теперь на нем был шикарный белый смокинг и черный галстук-бабочка.
Охваченная новым приступом возмущения, Лив попыталась вырваться — но напрасно. Сильные руки не отпускали, держали крепко. Тогда она попыталась отвернуться, спрятать глаза, но Грегори заставил ее глядеть вверх, на него. В сумерках лицо его напоминало лицо пирата — такое же сумрачное, бесстрастное, темное. Однако, увидев на бледных щеках Лив дорожки от слез, он мигом утратил невозмутимость и тихонько чертыхнулся.
— Садись в машину, — хрипло велел Грегори, одной рукой подхватывая сумочку, выпавшую из ослабевших рук жены, а другой поддерживая ее за талию.
Лив готова была сопротивляться, вырываться, кричать, что больше она никогда и никуда с ним не поедет, пусть даже и не думает. Но немногочисленные прохожие и так уже начали замедлять шаг, с любопытством поглядывая на происходящее. Видит Бог, только публичного скандала ей недоставало.
Шум… полиция… пресса… Во всех газетах — грязные подробности ее замужества с двоеженцем. Брр! Содрогнувшись, Лив позволила Грегори отвести ее к поджидавшему неподалеку автомобилю.
Мотор черного «даймлера» тихонько урчал. Усадив жену на обтянутое кожей заднее сиденье, Грегори устроился рядом и властно бросил шоферу:
— Вперед, Фрэнк. И побыстрее.
Что задумал этот безумец? Угоняет машину? Лив дернулась, желая выскочить прежде, чем «даймлер» наберет скорость, а сзади появятся полицейские машины с сиренами и мигалками. Но руки Грегори сильнее стиснули ее тонкую талию, пригвождая похищенную красавицу к сиденью.
— Успокойся, любимая. Я знаю, что ты думаешь и почему ты так думаешь. И во всей этой чертовой неразберихе виноват я один.