Взаперти

Кейли Лора

– Какого мальчишки? – оглядывался Колин.

– Пацан, вылезай! – Трэвис заглянул под сиденье.

Ребёнка нигде не было.

– Я чего-то не понял. – Он пошёл заглядывать под другие. – Он же только что был здесь! Он же был? – засомневался сам в себе Трэвис. – Я же видел его, перед тем как уйти.

– Мы все его видели, – сказал Полянский.

Я метнулся в конец вагона.

– Сейчас не время его искать! Ребёнок мог убежать и в другой вагон, да и газ почти рассеялся.

Полянский был прав. В тамбуре уже рассеялась дымка, так

что в кабине была видна панель управления.

– Там никого нет, – сказал Колин, – поезд мчится на максимальной скорости, я только успел подключиться к громкой связи, потянулся к рычагу скорости и, похоже, тогда отключился.

– Хватит метаться! – крикнул мне доктор. – Ребёнок, наверное, уже и до нашего купе добежал.

Я успокоился. А точнее, сдался. Единственное, что мне оставалось, это верить, что мы его найдём.

Газ уже почти выветрился из кабины. Чётко была видна панель управления и все датчики на ней. Скорость на табло застыла на отметке 120. Впереди лишь вершины заснеженных гор, на которые падало небо со всеми его облаками.

Полянский закашлялся, взявшись за горло, а я опять ощутил нестерпимую боль где-то в районе желудка.

– Снижайте скорость и приступайте к торможению, – сказал он, еле дыша. Он как-то резко вдруг побледнел и схватился за сердце.

– Вам плохо? – крикнул я.

– Снижайте скорость, – повторил он.

– Вы знаете как? – Меня опять скрутило.

– У вас что, опять приступ?

– Всё хорошо. – Я лишь отмахнулся, сейчас было не до того.

– Здесь десять делений, – указал на шкалу скорости Трэвис. – Давайте снижать постепенно.

Я взялся за рычаг.

– Тяните его на себя.

– Вы уверены?

– Не трусьте!

Трэвис взял мою руку и опустил рычаг на одно деление, потом ещё на одно.

– Мы замедляемся! – указал он на скоростное табло.

И правда, смазанный до того горный пейзаж становился более чётким.

– Уже шестьдесят! Тяните, Берроу! – кричал мне Полянский, а сам отвернулся и вздохнул пару раз глубоко, но от того, как мне показалось, побледнел ещё больше.

У меня же в животе сжалось так, что в глазах потемнело, и эта дурацкая боль разнеслась по всем нервам. Я весь дрожал.

– Да что это с вами со всеми? – посмотрел на нас Трэвис и опустил рычаг ещё ниже.

Мы услышали мощный взрыв.

Нас отбросило на панель приборов, поезд заскрипел металлическим скрежетом, заглушая все звуки вокруг.

– Что происходит! – кричал Колин.

Полянский с трудом поднялся и посмотрел в окно.

Состав давал крен, мы были на повороте.

– Что там?

– Взорвался последний вагон, багажный, – сказал доктор.

Нас будто кипятком обдало.

– Они подключили взрывчатку к регулятору скорости! – понял Трэвис. – Снизимся ещё на одно деление – взорвётся и следующий вагон!

– Может, перевести пассажиров из нашего вагона сюда? – предложил я.

– А может, нам повезло, что взрывом не снесло

поезд с рельсов? – прокричал Колин. – Вы думаете, мы переживём ещё один взрыв?

Я посмотрел на приборы.

– Пятьдесят километров в час! Недостаточно, чтобы спрыгнуть, а?

– Будет достаточно, – сказал Полянский.

– Для чего? – вылупился на него Колин. – Для того, чтобы разбиться насмерть? Тогда валяй, парень, прыгай. Я сразу после тебя!

– Никто разбиваться не будет, – сказал спокойным голосом доктор. – Поезд достигнет своей минимальной скорости вон на том участке пути.

Мы прильнули к окну.

Примерно через километр виднелся подъём в гору.

– На самой верхней точке скорость может достигнуть двадцати километров…

– Может и меньше, – кивнул Трэвис.

– Зато вниз он помчится на всех порах, – смотрел я на крутую возвышенность.

– Мы успеем сойти до того!

– Вы понимаете, что нужно успеть вывести всех? – Колин смотрел на нас.

– Другого шанса у нас нет!

Мы выбежали из кабины.

– Трупы мы сбрасывать, надеюсь, не будем? – спросил доктор, входя в вагон.

– Одно тело – одна спасённая жизнь. Нет времени, – сказал Трэвис.

Мы прошли весь вагон.

Мальчонку я так и не нашёл, хотя заглядывал под каждое кресло. Я даже вспомнил пару слов по-французски, но пацан не откликался всё равно.

– Я вспомнил какого-то мальчишку, – вдруг сказал Колин, догоняя меня. – Он был с отцом, тот прижимал его к стене, загораживая от террориста.

– Значит, отца его тоже убили?

– Не знаю, – пожал тот плечами, – я толком и не помню ничего. Этот чёртов газ будто ослабил память.

– Быстрее, Берроу! Мальчишка может быть в следующем вагоне, – кричал мне Полянский уже у двери в тамбур.

– Вы помните этого бедолагу из вашего вагона? – спросил я. – У него ещё убили жену.

– Да, – кивнул Колин, – и мы не знаем как. Она проснулась от пулевого ранения в ногу, потом отключилась, то теряя сознание, то опять приходя в себя. Мы потеряли её через пару часов. Этот бедняга так и сидел над телом.

– Её больше нет, – сказал я.

– Да, я же сказал, что она умерла.

– Тела больше нет, как и того бедняги – он выбросился из вагона, почти сразу, как мы вошли.

Колин замолчал и посмотрел на меня.

– Сам? – спросил он.

Я кивнул:

– Он крикнул что-то вроде – я иду к тебе – и спрыгнул. Мы не успели его остановить.

Колин молча шёл по вагону, вошёл в тамбур, остановился.

– Вы хотите сказать, – посмотрел он на меня, – что те, кто исчез, могли спрыгнуть и сами?

– Если были живы, то да. Трупам точно кто-то помог.

Вернувшись во второй купейный, мы стали будить тех, кто спал. Сон этот не был нормальным, потому и приходили они в себя не быстро. Трэвис прошёлся по каждому. Мне порою казалось, что бил он их по щекам уже больше от ярости, накопившейся за всё это время.