Взъерошенные перья
Шрифт:
Кое-кому было не понятно. Джейкобу.
Тем временем Присцилла энергично прихлебывала вино, пытаясь обрести дар речи. Лицо ее уже было не таким багровым, в любую минуту Присс могла окончательно прийти в себя и заткнуть матери рот.
– И что вам ответил мистер Вандеверт? Руби потупила взгляд:
– Он крикнул мне: «Проваливай». Улыбка на ее лице потускнела, правда самую малость. Я на месте Джейкоба вряд ли бы нашел, что на это ответить, но Джейкоб обладал настоящим даром ставить собеседника на место.
Руби вскинула голову и посмотрела мне в глаза:
– Правда, он на все так отвечает.
Пожалуй,
Присцилла сверлила меня свирепым взглядом. К ней наконец вернулся голос. Хотя он и был несколько скрипучим, но проскрипеть ей удалось четко и ясно:
– Мама, ты случайно не видела, после твоего ухода никто не заходил в кабинет отца?
Улыбка Руби стала еще шире.
– Нет, дорогуша! Я решила, что забыла ключи в машине, и Инес ненадолго вышла со мной на улицу. Поэтому войти в кабинет Джейкоба мог кто угодно. – Ее глаза цвета анютиных глазок были бесхитростны, как у младенца. – Кто угодно! – повторила она весело.
Я пристально посмотрел на нее. Мне, конечно, очень хотелось верить каждому ее слову. К сожалению, она явно не обладала умением своей дочери лгать, и я был уверен, что этот постаревший херувим чего-то недоговаривает.
Верджил, верный своему слову, появился, как только мы почти управились с десертом. Когда раздался звонок в дверь, я наслаждался ореховым пирогом Руби, корка которого буквально таяла во рту. Перед моим мысленным взором маячила скорбная морда Рипа. Именно пирог мне о нем и напомнил – мой пес с ума сходит по ореховому пирогу. Поэтому я сидел, жевал и старался заглушить чувство вины перед глупым созданием, которое в эту самую минуту, наверное, страдает на веранде, гадая, куда это я запропастился.
Руби побежала открывать дверь.
– Боже, Верджил Минрат! – услышал я ее восторженный голос. – Как это мило с твоей стороны. Как хорошо, что ты зашел!
Никто бы не усомнился, что шериф просто заглянул к ней на огонек.
– Позвольте принести вам свои соболезнования… – Верджил, очевидно, подготовил небольшую скорбную речь, но Руби не дала ему закончить.
– Как приятно, что ты решил заскочить! – В ее голосе звучала искренняя радость. – Заходи и позволь мне угостить тебя ореховым пирогом.
Верджил каким-то образом умудрился без происшествий преодолеть полосу препятствий эпохи первых поселенцев, вслед за хозяйкой ввалился со скорбным видом на кухню, кивнул мне и Присс и пододвинул себе стул. В такой ситуации логично было ждать, что шериф заговорит, но я заметил, что его голова занята совсем другим. Должно быть, он пытался решить, будет ли этичным принимать десерт из рук предполагаемого убийцы. Видимо, Верджилу удалось уладить этот вопрос со своей совестью, поскольку он произнес:
– Спасибо, Руби, от куска пирога не откажусь.
По тому, каким тоном это было сказано, вы бы наверняка решили, что пирог отравлен и Верджил об этом в курсе. Но Руби, видимо, привыкла к замогильным интонациям нашего шерифа. Она лучезарно улыбнулась и торопливо положила на тарелку ломоть пирога. Я не мог не заметить, что Руби оделила Верджила самым лакомым куском и самым большим.
– Пожалуйста! – Поставив перед шерифом тарелку, Руби заключила представителя власти в жаркие объятия. –
Я смотрел на эту картину во все глаза. Вот это номер так номер! Шериф в обнимку с подозреваемой, которая на добрых полтора десятка лет старше его! Верджил зыркнул в мою сторону не столько скорбным, сколько злобным взглядом и буркнул, хватая вилку:
– Мы с Руби знакомы давно. Она нянчила меня, когда я еще под стол пешком ходил.
Руби с готовностью кивнула сахарной ватой.
– Можете себе представить? – хихикнула она, вытирая руки о фартук. – Я была няней у шерифа!
Верджил мрачно запихнул в рот кусок пирога, старательно прожевал, откашлялся и просипел:
– Вы не могли бы на несколько минут оставить нас с Присс наедине?
Наш шериф не приучен ходить вокруг да около. Как правило, он все выкладывает напрямую. Руби снисходительно улыбнулась гостю, словно он брякнул какую-то глупость.
– Вердж, все, что ты хочешь сказать Присс, ты можешь сказать в нашем присутствии.
Верджил хмуро посмотрел на нее.
– Речь не о том, что я собираюсь ей сказать, а о том, что Присс собирается сказать мне. Мне нужно поговорить с ней о сегодняшних событиях. В качестве представителя закона. Понятно?
Видимо, еще несколько секунд Руби было ровным счетом ничего не понятно, иначе трудно объяснить, почему она глазела на Верджила с глупой улыбкой.
– А-а! – протянула она наконец. – Ну конечно! Как же я забыла?
Да уж, это вопрос года.
Неужели у нее действительно вылетело из головы, что Джейкоба убили? Похоже, ей следует писать записочки на все случаи жизни.
Мы с Руби переместились в гостиную. Дверь оставалась широко открытой, и, если бы не Руби, я мог бы подслушать все, о чем говорилось в кухне, но Руби считала своей обязанностью развлекать меня, поэтому в течение следующих нескольких минут во всех подробностях поведала мне, как, где и при каких обстоятельствах раздобыла золотых орлов. Она упоенно описывала, как охотилась за самым крупным экземпляром, когда в гостиную вошла Присцилла и сообщила, что теперь шериф желает поговорить с Руби. Та на прощание чирикнула, что орел достался ей по дешевке, и меня это ничуть не удивило, после чего умчалась на кухню. Глаза ее так сверкали, словно шериф пригласил ее не на допрос, а на танцульки.
На этот раз Верджил ради разнообразия плотно прикрыл дверь. Присцилла тут же напряглась.
– Ну и что ты думаешь обо всем этом? – неуверенно спросила она меня.
Некоторые соображения у меня имелись, и я не сомневался, что имеются они и у Присс, но предпочел смолчать. Пусть Верджил сам разбирается. Что он, в общем-то, и сделал в своей собственной манере. Примерно через пятнадцать минут шериф выскочил из кухни с еще более мрачным, чем обычно, видом. Глаза его упирались в пол, а складки по краям губ напоминали уже не каньоны, а бездонные пропасти. Присс при появлении Верджила поспешно вскочила и уставилась на него с таким же выражением, какое бывает у близких родственников больного перед палатой реанимации в тот момент, когда из палаты со скорбной миной выходит врач.