Взгляд из угла
Шрифт:
И продать их в семинарию никто не догадался. Что даже отчасти странно: клоаку в нашем дворе курируют люди серьезные, убежденные рыночники, скорлупке жестяной пропасть без пользы не дадут. Но, видно, не захотели связываться с отделенной от государства.
Как бы то ни было, мне повезло. Помойный сугроб оказался не так уж прочен (весна-с!), и буквально через пару минут я стал - не знаю, законным ли - обладателем этой штуки. Супервеника. По латыни - фасции, от которой, как известно, и фашизм.
Естественно, что тут же поднялась во весь рост и проблема Совка. Но быстрота и натиск все перетрут. Поднимаюсь на крыльцо, соседнее с
Внутри все, как обычно: женщины в кольцах пьют чай с конфетами. Женщин, впрочем, бывает когда три, когда пять; одна называется - домоуправ, другая - техник-смотритель, третья и пятая - еще как-нибудь, а вместо конфет в этот раз был, по-моему, торт, - не важно. А важно, что посчастливилось застать их в момент покоя и воли: типа ножик занесен уже над сливочной гладью, - и вдруг откуда ни возьмись жилец, явно готовый на все, с охапкой вонючего хвороста... В общем, выдали Совок беспрекословно. Да удобный такой, с бортиками. Сверкающий новехонькой жестью. Не знакомый с прикосновением руки человека.
И - я подмел! Я прибрал! Девять лестничных маршей, включая и тот, что ведет к чердаку! И площадку под лестницей! Эти два участка упоминаю особо, потому что наверху регулярно в течение всей зимы освобождалось от шлаков одно неустановленное лицо (судя по типу ночного храпа - дама), внизу же - все желающие. (Причем - из естественной стыдливости - разбивая лампы.)
Я вынес в своем замечательном Совке десятки бутылок из-под того и сего (пристальные у клоаки сходу рассортировали), сотни листовок и газет с призывами проголосовать, как один человек, за Порядок - в смысле за Ту, а потом за Того, кто как только, так сразу. Тысячи окурков. Два шприца: рядом школа с углубленным изучением английского. А также пыль, пыль, пыль от шагающих сапог.
Потому что хватит с меня. Потому что по радио сообщили, что 1 апреля начнется Месячник, а в его рамках пройдет Субботник (спорим, Валентина Ивановна, что я угадаю число?) - сопротивления мусору. Потому что сколько лет живу, только про это и слышу - и никак не могу понять: отчего ну никак невозможно приступить к такому нехитрому делу прямо сегодня? Ну, в крайнем случае, завтра с утречка?
Все время слышится в ответ какой-то вздор. Типа что негде взять дворников и надо пригласить их из других городов, а чтобы согласились - каждому предоставить по квартире (желательно - где деньги лежат).
Дворников, значит, нету, а квартир - завались.
Насчет квартир - начальству видней. Но, спрашивается, если дворников нет, - кто получает их зарплату? а если ее никому не выдают, где она - в своей целости, конечно, и сохранности - лежит? вообще, что ли, не начисляют?
И видел ли кто-нибудь, где-нибудь, когда-нибудь, хоть раз за последнюю четверть века простенькое такое объявление: "требуется дворник"?
Ну как вы не понимаете?
– мне говорят. Натурально, есть выплатная ведомость, в ней фамилии, против фамилий цифры, - но такие смешные (не фамилии, а цифры), что какой же дурак станет ради них пыль глотать?
Пыль, пыль, пыль, пыль от шагающих сапог.
Врач - станет. Библиотекарь. Учитель. Музейный экскурсовод. Журналист. Доцент какой-нибудь. Профессор. А среди дворников - дураков нет.
Хорошо. А депутаты? Хотя бы в этих самых муниципальных, прости, Господи, новообразованиях - десятки, страшно сказать, тысяч (!) микроорганизмов. И каждый домогается:
Но, по-видимому, поднимать с колен и вообще наводить Порядок по вертикали - приятней, чем прибирать горизонталь. Главное - плоды трудов гораздо быстрее созревают.
А комбинации какие изящные! Назначаем, например, вице-премьера полпредом, чтобы сделать губернатором. А губернатора повышаем до вице-премьера, чтобы понизить до полпреда... Красота! То есть Порядок. И у каждого начальника свой такой же пасьянс. И всегда сходится.
А лестницу - подметай, не подметай...
Пока я сочинял эту колонку, там уже опять сделалось, извините, нехорошо. Сортир на моем Староневском и при райкомах-то был один, а теперь там и вовсе бутик.
Но зато в городе Воронеже, пока я ее сочинял, сдули последнюю пылинку с нового президентского самолета. Стоил жуть $ миллионов. Потому что обустроен не как Россия. В нем, говорят, можно наводить Порядок прямо на лету. Высоко-высоко над уровнем мусора. Клокочущего вокруг нас, как океан.
22/3/2004
Свобода и жалость
Сто тридцать лет со дня рождения Николая Александровича Бердяева, русского философа.
Того самого. Знаменитого на Западе настолько, что кое-кто даже читает его книги (переведены в двух десятках стран). А на родине известного тем, что по приказу правительства ее покинул: уплыл в сентябре 1922 года на так называемом "философском пароходе". (Кстати, на самом-то деле назывался пароход - "Oberburgermeister Haken".)
Изгнание - признание. Кого попало не выдворяют. На пять советских лет пришелся пик русской славы Бердяева. Ему даже выписали было - как одному из двенадцати самых видных интеллигентов - спецпаек. И в ЧК допрашивал его Дзержинский лично. А закончив допрос, обратился к Менжинскому с такими словами:
– Сейчас поздно, а у нас процветает бандитизм, нельзя ли отвезти г. Бердяева домой на автомобиле?
("Автомобиля не нашлось, но меня отвез с моими вещами солдат на мотоциклетке".)
Забавно, что и при первом аресте, задолго до революции, жандармы вели себя исключительно корректно: обыскивали на цыпочках, арестовывали шепотом. Потому что Бердяевы - не только древний род, но и с большими заслугами перед престолом, со связями даже придворными: сплошь генералы, притом все, как один, георгиевские кавалеры; дед Н. А., герой сражения при Кульме, был атаманом войска Донского, и все такое. Мальчик должен был сделаться пажом, а после кавалергардом, - но увлекся марксизмом. Потом православием. Потом новым каким-то измом. И повсюду искал свободы уму. Две отсидки при царе, две - при Ленине; там ссылка, тут - высылка. Как заметил сам Н. А., - для философа это много.
Важнейшие сочинения - "Философия свободы", "Смысл творчества", "Философия неравенства", "О назначении человека", "Русская идея". И еще много, все с названиями бесконечно заманчивыми. Очень хороши статьи о Достоевском - "Ставрогин" и "Великий инквизитор". Есть еще - мемуары, не мемуары, большой автопортрет - "Самопознание", труд последний. Кажется, над одной из его страниц Бердяев и умер. В марте 1948-го. За письменным столом, с пером, как говорится, в руке. У окна, выходящего в сад. В Кламаре, под Парижем.