Взгляд извне

Тищенко Геннадий Иванович

Понимание того, что сырьевые и энергетические запасы Земли не беспредельны, привело к переориентации нефтегазовых олигархий, тормозивших на рубеже тысячелетий развитие альтернативных видов энергии и транспорта. Уже к концу двадцать первого века десятки миллионов бывших землян жили вне Земли. Причем, до начала эры межзвездных перелетов, немалая часть человечества жила в гигантских космических поселениях, с искусственной гравитацией и управляемым климатом.

Увы, с идеологией, которая могла бы объединить и вдохновить всех людей Земли, в двадцать первом веке было хуже. Особенно в России. Мои родители хоть и ходили изредка в церковь, но были, по сути, атеистами, поскольку годы их юности приходились на годы советской власти. Поэтому,

несмотря на то, что отец часто рассказывал мне разные библейские истории, я относился к Библии, как к еще одному из сводов древних легенд и мифов. Однако, к примеру, мифы Древней Греции нравились мне гораздо больше.

Как, впрочем, и славянские былины и скандинавские саги…

Помню, когда я впервые попал на службу в православный собор, я больше всего мучился от желания присесть на что-нибудь. Непонятных молитв, произносимых батюшкой, я совершенно не понимал, и у меня создалось ощущение даром теряемого времени.

Никакого религиозного экстаза я не испытал и при следующих посещениях церквей, связанных с крещением младшего брата, и смертью бабушки. Внутреннее убранство соборов, иконы и росписи хоть и внушали мне некоторое благоговение, но усталость в ногах, сонливое состояние и скука, превалировали в моем детском сознании.

Короче, в силу различных обстоятельств, я в молодости был стихийным атеистом. Возможно, именно поэтому, когда пришла пора задуматься о смысле жизни и о моем месте в Мироздании, мне больше всего подошла естественнонаучная парадигма. Ведь она весомо подтверждалась успехами научно-технического прогресса, плоды которого зримо и ощутимо окружали меня. Тем более что уже в тринадцать лет я «заболел» компьютерами и Итернетом, со всеми вытекающими из этого плюсами и минусами.

Однако в мире моей юности присутствовали и необъяснимые явления, такие как НЛО, Вольф Мессинг, пророчица Ванга, геометрические узоры на полях, случаи порчи, чудесные исцеления под воздействием экстрасенсов, колдунов и целителей… По радио и телевидению, в газетах и журналах рассказывалось о чудесах, которым не было научных объяснений, в газетах публиковались астрологические прогнозы, книжные прилавки пестрели броскими обложками книг о йоге и даосских премудростях. Тантра и карма, сенсационные открытия в горах Тибета и Бхагавадгита, Фрейд и апология сталинизма… К восемнадцати годам, то есть к началу третьего тысячелетия, в башке моей кипела такая каша, что сформировалось четкое неверие во что-либо одно. В пору было уйти в наркотики, алкоголизм, или вовсе застрелиться! Ведь невозможно жить без веры и идеалов, стремясь лишь к примитивным наслаждениям, типа: пожрать и потрахаться…

Стоп! Я тогда так не думал! В юные годы я как раз-таки и жаждал, прежде всего, плотских наслаждений. Гормоны играли во мне с такой силой, что все остальное казалось второстепенным и малозначимым. К тому же, цинизм и нигилизм, зародившиеся тогда во мне, постоянно подпитывались кадрами насилия и сексуальной свободы из боевиков, бандитских и шпионских сериалов, а также из криминальных новостей…

Сознание Вилли Джонса, сформировавшееся на суровом патриархальном Марсе, было совершенно иным. Ведь на Марсе было не до погони за комфортом и всевозможными излишествами. Суровая борьба за существование в экстремальных условиях возродили в семьях марсианских колонистов рациональный аскетизм и морально-нравственные идеалы. Только возрождение таких понятий, как подлинная дружба, бескорыстность и взаимовыручка позволили марсианским первопоселенцам выжить в климатических условиях, по сравнению с которыми, условия Верхоянска и Антарктиды казались райскими. То есть, примерно тем же, чем казались условия Крыма, или Сейшельских островов жителям Якутии, или Аляски. Кстати именно поэтому среди марсианских первопоселенцев было немало жителей Крайнего Севера из России, Канады, Грелландии, Аляски и Скандинавии, которых руководство колоний приглашало в качестве высокооплачиваемых консультантов.

Огромную

роль в формировании сознания Джонса, сыграло и то, что морально-нравственные идеалы, провозглашаемые всеми мировыми религиями, не были для Джонса пустым звуком. Ведь в числе его предков были представители почти всех рас и конфессий, осваивающих Марс. Может быть, поэтому он являлся наглядным воплощением расовой, национальной и религиозной терпимости…

Глава одиннадцатая.

Пленение

Свист рассекаемого летящим предметом воздуха и глухой удар о землю отвлек внимание дежурных по лагерю от экрана.

— Вот он! — Леруа, поднял с травы большой, грубо обработанный и слегка заостренный с одной стороны камень. — Его метнули из пращи, или… — Леруа не договорил: второй камень, еще более крупный, чем первый, упал рядом с ним.

И тут же вокруг раздались выстрелы. Это роботы начали отстреливаться анестезирующими патронами от наседавших со всех сторон диких локов.

— Нас атакуют!!! — крикнул Леруа в микрофон и, схватив карабин, помчался на подмогу роботам.

— Джонс! Вы слышите?! Нас атакуют! Немедленно возвращайтесь! — Янин успел заметить, как Джонс встревожено обернулся на его крик, и тут же экран разлетелся вдребезги от точного попадания большого камня.

Схватка была недолгой. Слишком уж значителен был перевес нападавших локов. Ни роботы, ни люди не успели даже подойти к генератору защитного поля.

Перед тем как потерять сознание от удара дубинкой по голове Янин успел увидеть, как могучий дикарь с размаху вонзил копье в спину Леруа…

… Слегка приоткрыв глаза, Янин сквозь кровавую пелену с трудом разглядел склонившегося над ним незнакомого человека. Грубые черты лица, длинные нерасчесанные волосы и взлохмаченная, не стриженная, по крайней мере, несколько лет борода выдавали в незнакомце дикого лока.

— Я же говорил, что он жив! — обрадовано, сказал кому-то невидимому бородач. Лок говорил на понятном Янину диалекте Союза Осмилоков.

— Свяжи ему руки, покрепче, — проворчал старушечий голос. — Торл его знает, на что он способен…

— А со вторым что будем делать? — спросил молодой женский голос. — Он уже кровью харкает…

— Скормим его лунгам, — ответил голос старухи, — или тому же твоему крылю…

— А может быть его смогут разговорить старики? — Янин увидел рядом с бородачом локиню, похожую на Улу. Только волосы дикарки были спутаны и еще больше отливали синевой.

— Тарулы! — раздался издалека детский голос. — Те самые, странно одетые! Они бегут сюда!..

— Оставим второго здесь, всё равно он не жилец, — сказал старческий голос. — А этого, бородатого, прихватим… Он действительно не похож на тарула…

— Это из-за бороды что ли? — с сомнением пробормотал женский голос и Янин почувствовал, что его куда-то тащат за ноги. Его голова пару раз ударилась о неровности почвы, и инспектор вновь потерял сознание…

… Очнулся Янин в хижине, крытой листами турникона. Чувствовал он себя лучше, но голова еще довольно ощутимо побаливала.

— Очухался? — грубо спросила его молодая и достаточно привлекательная женщина, кормившая неподалеку от него грудью младенца.

Янин ничего не ответил и осторожно огляделся. В нескольких метрах от него сидела глубокая старуха, рядом с которой спали двое совершенно голых мальчишек.

— Ну, чего уставился, торл проклятый, — с ненавистью прошипела старуха. — Или, думаешь, бороденку свою отрастил, так и за своего сойдешь? Думаешь, можешь провести старую Алаю? Ошибаешься, торл недобитый. Вот придут старухи, они тебя живо расколят…