Взгляд на жизнь с другой стороны

Борисов Дан

В конце второго курса мы с Марком, наученные горьким опытом предыдущего трудового семестра начали рекогносцировку заранее. Разведданные показали, что формируется большой отряд на Сахалин и маленький – на Курильские острова. Чтобы попасть в списки, нужно было заручиться поддержкой в комитете комсомола. Близких знакомых там ни у Марка, ни у меня не было.

Может быть, это была особенность нашего института, но все комитетчики, кого я знал, были редким дерьмом, и общаться с ними не было никакого желания. А тут – надо, что поделаешь? Артюша нас привел, к одному, взяли бутылку, тот поморщился,

конечно, но принял и даже посидел с нами минут пятнадцать. Он объяснил нам сиволапым, что для того, чтобы попасть в отряд нужно чем-нибудь отличиться, в крайнем случае, нужно уметь петь, плясать или играть музыку, а выявлять все это будут в специально организованном походе. На следующий день мы были в списках походников.

Все походники были предупреждены, что водки – ни-ни. Выпить у костра и даже схоронившись в палатке – святое дело, но поехать на Дальний Восток хотелось сильнее, поэтому не взяли с собой ни капли. В походе я показал свою сноровку в установке палаток и разжигании костров. Марк взял гитару и мы с ним, как дураки трезвые, развлекали народ песнями Высоцкого и комсомольско-молодежным репертуаром. А комитетчики все напились почти до бесчувствия, но нас с Марком записали в агитбригаду сахалинского отряда.

До Хабаровска летели на уже тогда несовременном, но прекрасном ТУ-114, всё добропорядочно, культурно, вежливые стюардессы, спальные места в середина салона. Долетели замечательно, а в Хабаровске вышла задержка – Сахалин не принимал из-за глубокой облачности. Прекрасный в целом город Хабаровск (если не считать туалета в аэропорту) осточертел нам хуже горькой редьки. Мы уже истрепали все карты, когда к нам подошел летчик в форме, лихой и с черными усиками.

– Студенты?

– Да.

– Вместо груза полетите?

– Полетим!

– Возьму не больше двадцати человек.

Мы быстренько согласовали с командованием (у нас были командир, комиссар и еще какие-то раздолбаи с начальственными лычками на куртках, всё вместе это называлось «штаб»), а всего народу около восьмидесяти человек. Нас обозвали квартирьерами и благословили. Летчик со стюардом вывели нас на летное поле. У забора в ряд стояли не менее десятка самолетов никаких не грузовых, а вполне пассажирских АН-24, идем вдоль этого строя. Пилот со стюардом беседуют.

– На этом полетим?

– Нет, там унитаз сломан.

– Вот этот хороший.

– На нем приборы дурят. Нет… Во! Вот этот самый раз.

Забираемся в самолет, рассаживаемся. Летчик, не закрывая кабины, начинает заводить моторы. Корпус машины дрожит. Мне, через иллюминатор видно, как закрутился правый пропеллер. Минут через десять всё стихло, летчик вышел из кабины.

– Выгружайтесь!

– Что такое?

– Левый мотор не работает. Быстро вон в тот!

Бегом перегружаемся в соседний самолет. Начинается дождь. В этот раз завелись быстро, моторы ровно гудят. Я сижу на первом сидении, прям за пилотом. Он переговаривается с диспетчерами.

– Мариночка! Целую тебя в обе румяные щечки.

– Слышу тебя, обормот.

– Дай взлет. Я на Сахалин, рейс… – и дальше цифры.

– Ты що, с гузду зьихав? Дождь такой! Грозовой фро…

После щелчка тумблера голос диспетчера пропадает.

– Всем пристегнуться! И никаких хождений мне.

Машина срывается с места, быстро выруливает на стартовую точку. Моторы ревут. Рывок. Колеса выбивают лужи со взлетной

полосы. Нос резко забирает вверх. Впереди маленький просвет в облаках, через него мы и уходим в чистое небо.

– Мариночка! Это опять я.

– Взлетел-таки, паразит!

– Будешь ругаться, вечером не зайду за тобой.

– Куда ты денешься… Возьми левее…коридор… – ну, и так далее.

Когда вышли на курс, пилот пришел к нам в салон играть в карты. Полет был скучным – моторы нудели на одной ноте иногда переходящей в зуд. У-у-у-у, з-з-з-з, у-у-у-у-у, з-з-з-з. Под крылом облака закончились, и все два часа видно было только тайгу, нарезанную блестящими полосками рек. Над самым проливом стали опять сгущаться тучи. Остров пропал. Через некоторое время в тучах появился прогал, в который было видно сушу и какие-то строения на ней. Самолет дрогнул от выпущенных шасси. Но наш пилот садиться не спешил, летал кругами.

– Вы смотрели фильм «Хроника пикирующего бомбардировщика»? – это пилот, обернувшись к нам, кричит, – Если не смотрели, сейчас увидите. Пристегнуться всем!

Самолет опрокинулся на левое крыло и заскользил боком к просвету в облаках. Я еще толком не успел испугаться, когда фюзеляж крутанулся в другую сторону. Меня вдавило в сиденье. У меня было впечатление, что перегрузка еще не кончилась, когда мы плюхнулись на взлетно-посадочную полосу.

– Всё, ребятки, можно сушить штаны, приехали.

На удивление здесь внизу дождя не было, аэропорта тоже. Был диспетчерский пункт, рядом с которым тарахтел старенький автобус. На этом автобусе нас привезли в мрачный поселок, состоящий из нескольких бараков, один из которых должен был стать нашим домом на два месяца.

На ночлег мы разместились в одной комнате. Душновато, но не так промозгло. Я проснулся на самом рассвете от холода, странного звука и осознания постоянного неудобства. Я понял, что уже неоднократно пытаюсь закрыть одеялом то голову, то ноги, при этом незакрытая часть как-то странно болит. Окончательно проснувшись, я увидел удивительный потолок. В своей середине он был белый, а ближе к краям темнел, в углах становясь совсем черным. Проснулся не только я – с разных сторон слышалась мрачная ругань. Один уже встал совсем – маленький грузин, спавший в углу, около окна. Он уже оделся и обулся, и направлялся к двери.

– Что за хрень такая? Что это так гудит?

– Спать невозможно, мать… мать… мать…

Грузин только взявшись за ручку двери, заговорил:

– Ребята, это комары… это я виноват. Ночью душно стало… ну, я окно и открыл.

И исчез за дверью подлец во избежание суда Линча.

С момента приземления на остров, стало понятно, почему цари ссылали сюда неугодных. Всё здесь было какое-то унылое и диспетчерская вышка, и эти бараки, и серый песок вокруг, и чахлые, низенькие хвойные деревца, которые, как потом выяснилось, назывались кедрачом. Поражало еще отсутствие людей. Со вчерашнего дня мы видели только двоих – шофера автобуса и тетку, открывшую нам барак. Поселок выглядел совершенно пустым. Такое было впечатление, что мы на необитаемом острове. До прибытия основной группы нам делать было нечего, и мы пошли разведывать местность. Дороги здесь на севере Сахалина все были грунтовые. Влево от сквозной аэропортовской дороги ответвлялась более узкая, уходившая в заросли кедрача. По ней мы и решили прогуляться.