Взгляд на жизнь с другой стороны

Борисов Дан

Потом мы купались в озере. Все были распаренными и мокрыми от пота. Разделись догола, женщин рядом не было, и нырнули почти одновременно. Едва войдя в воду, я бросился обратно. Я до этого никогда не думал, что вода может быть такой холодной. Это был жидкий лед. Выбравшись из воды, я увидел всех стоящими на берегу и дрожащими от холода. Смотреть на эту компанию было до невозможности смешно. Я от смеха даже согрелся сразу. Соль была в том, что некоторые мужчины слишком ревниво относятся к размерам некоторых членов своего тела, раздеваясь, еще пройдется гоголем, смотрите, дескать – маленькое дерево в сук растет. А тут

все стояли, сжавшись от холода, с детородными членами размером не больше наперстка.

Спуск к приюту был для меня ужасен. Спускались мы уже другой дорогой, но опять вернулся мой страх. Даже небольшой перепад, метра в три, вызывал у меня высотобоязнь, а вся обратная дорога была таким перепадом. Это была невыразимая мука. Через пару дней эта болезнь у меня прошла. Но как раз тогда я убедился, что в этом отношении не уникален. В тот день мы ходили в самшитовую рощу, расположенную метрах в десяти над бурлящей рекой, и наша рыхлая девушка Оля поскользнулась на камне и немножко съехала на попе в сторону речки. Она не повредила себе ничего, но дальше идти сама не смогла. Только я один, по её глазам понял, что с ней произошло, и весь день водил её под ручку.

Когда мы вернулись в свой лагерь, майорчик очень важный, начал приставать ко всем женщинам подряд, крича, что принес им подарок, что принес такую ценность, что все подряд должны целовать его за это. Кого-то он заинтересовал, кто-то сделал вид, что заинтригован и, наконец, с большой помпой майорчик достал свое сокровище, лежащее в кепке. И в очередной раз оказался в смешном положении: то, что он достал было похоже на клочок пожухлого сена – эдельвейсы, как выяснилось, в неволе не живут и даже не хранятся.

День возвращения из похода, точнее не возвращения, а выхода к морю, я тоже никогда не забуду. Суть в том, что по маршрутному плану группа должна выйти к морю пешком, но 99, 9% групп едут туда от второго приюта на автобусе. Все об этом знают, но делают вид, что это не так, потому что за прохождение официальных маршрутов присваивались спортивные разряды, как минимум, выдавались значки «Турист СССР». А в данном случае, на лицо была явная халтура.

В последний вечер похода инструкторы предложили якобы свежую мысль, совершить последний переход в облегченном режиме. Предложение было встречено на ура, а я вот взял и отказался. Я вообще-то человек компанейский, но иногда бываю упертым. Неожиданно, меня поддержал один из курсантов, как позже выяснилось, курсанты пропили все деньги под алычой, и за автобус им нечем было платить. Они могли взять денег взаймы, потом, вернув долг в Кудепсте, куда уже перевезли из Красной Поляны наши вещи, но гордость? Гордость!

Даже если бы я был один такой нахальный, мне бы отказать не смогли, а тут нас оказалось трое. Только занимался рассвет, когда мы, бросив рюкзаки в общую кучу, вышли из лагеря. Нас вел инструктор, его жена осталась сопровождать остальных. Маршрут был привязан к руслу речки Кудепсты. Тропа еле виднелась, особенно в рассветном полумраке, из чего можно было сделать смелый вывод, что ходят здесь очень редко.

За этот день нам пришлось восемнадцать раз форсировать речку бродами. Это была не широкая, но очень быстрая речка с каменным дном, типичная горная речка. Правда, за несколько дней до этого мы видели её опасный нрав. Мы тогда купались рядом с пресловутой алычой. Кроме пьяной алычи, там была еще одна достопримечательность –

небольшой водопад с омутом под ним, купаться там было очень весело. Как всегда, увлекшись игрой с водопадом, мы не сразу услышали странный звук. Звук был неприятный, страшный. Слава богу, мы вовремя выскочили из воды. Сверху накатывал вал высотой метра два. Он быстро прошел мимо и наша Кудепста превратилась в широкую мутную реку с обломками сучьев и еще какими-то хаботьями. Нам потом объяснили, что где-то высоко в горах прошла гроза. Над нами же не было ни облачка и никаких признаков непогоды.

Я еще раз убедился в легкомысленности нашего инструктора. Разлейся река еще раз, пришлось бы или лезть по скалам в поисках козьих троп, или сидеть ждать погоды, а мы опять пошли с пустыми руками. Всё-таки кое-чему инструктор нас научил, как то: с наименьшими потерями ходить вверх-вниз и никогда не снимать ботинок при форсировании горных речек. Ботинки, при наличии толстого шерстяного носка на ходу быстро высыхали сами, без всякого выливания воды из них, а в воде жесткая подошва альпийского ботинка не давала калечить ноги о скользкие камни.

Сама судьба, наверное, или ангел-хранитель заставляют иногда проявлять настойчивость. Рассвет из окна автобуса, даже в горах выглядит несколько иначе, чем с пешей тропы. Из окна автобуса весь Кавказ выглядит как курортный вертеп (в изначальном значении этого слова /т. е. кукольный театр/), а мы в тот день увидели его из кулис, с изнанки. Увидели домишки селян, не избалованных отдыхающими постояльцами, коровники и их обитателей с длиннющими рогами, табачные и кукурузные поля. Увидели нутро Кавказа, постепенно, лишь по мере приближения к морю, приобретающее облик курортной показухи.

Мы вышли к морю часам к десяти утра. И тут я еще раз плюнул в сторону инструктора – в рюкзаке остались плавки, полотенце и проч. а идти в пансионат нельзя, спалим группу. Там же готовят торжественную встречу, оркестр, призовой компот и т. п. В прокисших и грязных штормовках мы вышли на дикий пляж. Дикий пляж отличается от пляжа домашнего тем, что там нет тени. / Анекдот. Посетитель ресторана: «Есть ли у вас дикая утка?». Официант: «Нет, но специально для вас мы можем разозлить домашнюю». /

Народу, правда, тоже было не много, поэтому мы спокойно разделись до семейных трусов и бросились в море. Конечно, окунуться в море очень хотелось. Я уже две недели находился возле моря и только теперь в него нырнул, но всему есть пределы. Ждать автобусов с нашими туристами пришлось не менее четырех часов. Сидеть всё это время в море было невозможно, торчать на прибрежной гальке в штормовке – жарко и муторно. Хотя первые два часа я загорал, потом стало ясно, что это перебор, но деваться-то было некуда.

И вот, наконец, пришел автобус, мне выдали рюкзак и гитару – нужно было на входе исполнить обязательную, сочиненную в походе песню. Я долбил по гитаре, все пели, потом пили компот. У меня где-то была фотография этого момента, фотография черно-белая, но даже на ней видно, как покраснела у меня вся кожа. Курсанты остались более или менее бодрыми, а я сгорел очень сильно. Вечером вся молодежь нашей группы выпивала-закусывала по поводу завершения похода, а я не мог ни пить, ни есть, я лежал рядом со столом голый, чуть живой, и девочки периодически мазали меня сметаной.