Взгляд с обочины 2. Хисиломэ
Шрифт:
– Какой справедливости? – ошарашено спросил кто-то из близнецов.
– Какую они сочтут нужной, - туманно разъяснил Тинто, так же невнятно поводив рукой в воздухе в порядке иллюстрации. Конкретных очертаний его мечты о возмездии пока не приняли.
Рыжий помотал головой ещё более ошарашено:
– Кто “они”?
– Ты чего лезешь вообще? – встрял второй.
– Мы с Тьелпэ разбирались, ты вообще случайно попался.
– Это ты так длинно сказал, что нажалуешься на нас? Ну, валяй.
Вокруг костра снова пошли смешки, на этот раз гуще и продолжительней.
Тинто строго оглянулся на смех,
– Поплакать не забудь, так жалобней.
Рядом кто-то спросил, а что было-то, и близнецы охотно принялись рассказывать, как провели день.
– Я не собираюсь плакать! – возмущённо объявил Тинто.
– Но и просто так это не оставлю!
Это уже плохо было слышно за голосами. Кто-то отпускал детские шуточки насчёт ябеды, Амбаруссар в красках пересказывали охоту. Какое у него было лицо, когда его выпустили из мастерской. Наверное, он уже думал, что остался там навечно. Готовился к голодной смерти, пробовал на вкус инструмент. Жевал кожу. При этом окна были замурованы пузырём и ставнями в три гвоздя. Непреодолимое препятствие. “Пузырь он пожевать не пробовал?” – “Вроде, нет. Ну или не прокусил просто…”
Лютня бросила пару трелей и заиграла что-то напряжённое, подчёркивая драматизм истории.
Тинто попробовал ещё перекричать всех, но его возражений никто не слушал за смехом, и в конце концов он позорно сбежал, чтобы и в самом деле не разреветься прямо там от злости и бессилия. Судя по тому, как они испугались, их братья ничего им не сделают.
В конце концов он всё-таки разревелся – но не возле костра, а в узком проходе между каким-то шатром и деревянной стеной склада, где уселся, наконец, прямо в сугроб, чтобы никто не мешал.
Помешали. Он не успел ещё вволю пострадать в одиночестве, когда сзади, со стороны тропы, надвинулась тень, и послышался голос:
– Тинтаэле? Что ты тут делаешь?
– Ничего.
– Тинто шмыгнул носом, отворачиваясь, вытирая щеки и часто моргая под удивлённым взглядом подруги.
– Что случилось? – обеспокоенно спросила Калайнис, приседая рядом.
– Ничего особенного, как я теперь понимаю! – сердито глянул на неё Тинто.
– Ничего себе “ничего особенного”.
Она покачала головой, разглядывая, и Тинто снова принялся сердито вытирать щёки, пока Калайнис не достала платок, молча, и не протянула ему. Тинто со вздохом взял, сдавшись и заново жалея себя. Что за день такой, даже спрятаться не удалось.
– Спасибо.
Он вытер щёки, глаза, помедлил секунду и высморкался, решив, что терять уже нечего. Калайнис тактично разглядывала стену сарая.
– Так что случилось? – спросила она, убедившись, что гигиенические процедуры закончены.
– Послушай, я не хочу об этом говорить, - поморщился Тинто.
– Если интересно, сходи вон к костру. – Он кивнул в ту сторону.
– Там перескажут в подробностях.
Костров отсюда видно не было, но Калайнис послушно повернула голову, чтобы уткнуться взглядов в стену другого сарая. Но общее направление было ясно, и шумных компаний там сейчас сидело немного.
– Мне интересно, кто тебя довёл. – Она повернулась обратно.
– И остальным нашим тоже будет интересно, я уверена. Это какой костёр? Где Амбаруссар?
Тинто
– Только не надо ходить меня защищать.
– Почему? Сейчас остальных позовём…
– И что? Ну что вы сделаете? Подерётесь с ними?! – Тинто понял, что кричит, и осёкся, опуская голову.
– Извини.
Вздохнул снова, зачерпнул снега, умылся, не глядя на подругу.
– Пойдём. – Она встала.
Тинто понуро кивнул, поднимаясь тоже.
– Идём домой.
– Домой подождёт, - рассеянно отмахнулась Калайнис.
– Дерутся они лучше, я думаю, но ничего, сейчас придумаем.
– Ничего мы не придумаем. – Тинто передёрнул плечом.
– А завтра вставать рано.
– Ну, ты можешь не участвовать, - неожиданно азартно улыбнулась Калайнис.
– Но остальным я скажу, никто пока спать не собирался.
Остальные тоже не стали слушать вялых возражений Тинто, а скоро он и сам перехотел возражать. Верных у Амбаруссар было гораздо больше, они были старше и, в отличие от них шестерых, при оружии, так что вариант с ближним боем быстро отмели как самоубийственный, но у Калайнис ещё по дороге появились другие идеи. После короткого обсуждения их творчески переработали, дополнили – и пошли исполнять.
***
У вражеского костра тем временем уже и думать забыли про недавнее объявление войны и в перерывах между песнями вовсю обсуждали прошлые выезды в дозор и предстоящий завтра очередной, когда в дерево над ними что-то глухо и дробно стукнуло.
Дерево нервно передёрнуло ветками и гордо распрямилось, разом став выше и шире чуть ли не вдвое. Сошедшая с его ветвей лавина уютно укутала весёлую компанию.
Костёр зашипел и погас.
Обалдевших от неожиданности певцов обдало поверх лавины дымом и паром, песня оборвалась, с горестным воплем вскочил лютнист, спешно стряхивая снег с инструмента. За ним повскакивали другие. Кто-то громко отфыркивался, выгребая снег из-за шиворота на соседей, кто-то опять рассмеялся. Двое или трое кинулись было вслед нападающим, но те прыснули врассыпную сразу после обстрела и уже скрылись из виду, так что погоня завяла на корню.
Они ещё посидели вокруг потухшего костра, сметая друг у друга снег с ушей, кидаясь снежками и утешая лютниста, что обязательно изловят наглую мелюзгу и утопят в ближайших сугробах, но становилось поздно, снег за шиворотами таял, напоминая о тёплых одеялах, а завтра предстоял ранний подъём. Компания понемногу начала расходиться.
По дороге Амбаруссар ещё немного обсудили ситуацию и возможный план действий. Виновные, конечно, очевидны, но не ловить же их сейчас полночи по всему лагерю. Проще уж подождать, пока они все вернутся в общий шатёр с остальной такой же мелюзгой, и накрыть их там. Там, конечно, ещё кто-то живёт, но так им и надо, нечего жить с кем попало!
Подходя к своему шатру, они как раз согласились подумать об этом после возвращения из дозора, когда Тэльво вдруг взмахнул рукой, поскользнувшись, поймал было равновесие, но перед этим одним точным движением выбил ноги из-под брата, и оба дружно ухнулись на лёд. Пятачок перед входом кто-то услужливо залил водой, и каток получился знатный, почти зеркальной гладкости.
– И он на нас ещё жаловаться пойдёт… – задумчиво начал Питьо, укладывая голову поудобней. – Давай сами на него пожалуемся!