Взгляд с обочины 3. Аглон

Spielbrecher. Aksioma

“Ну чего ты от меня хочешь?” – с тоской подумал Хейлан, неловко поёрзав.

– Мне все говорят, что ты вот с Кетилем общаешься, - решил облегчить ему задачу Тинто.
– Про него что-то знаешь?

– Ну, общаюсь, - неохотно признал Хейлан.
– С ним все общаются.

– Я не об этом спросил.

– Так я же уже сказал, что ничего точно не знаю, - уныло повторил Хейлан. Перебрал в памяти свои разговоры с Кетилем, снова не вспомнил ничего определённого и неохотно сказал: - Ну, это он у меня тогда куртку купил.

Тот разговор, наверное, и навёл его впервые на мысль, что с заработком у стражей нечисто, но ведь ничего особенного Кетиль тогда не сказал. Говорил ещё обращаться,

если что нужно будет, помощь предлагал – редкостный злодей, словом.

– Ну, купил… – разочарованно протянул Тинтэль, тоже не спеша приравнивать покупку к воровству.
– Ладно, хорошо. Если что, я к тебе зайду.

– Так я могу идти?
– Хейлан выдохнул с облегчением.

– Да, конечно.

В смежной комнате по-прежнему маялся Кальв под бдительным взором Эгиля, не спешившего отпускать от него охрану, и мысли Хейлана скакнули совсем в другую сторону. Это где же теперь лоскутки брать? Попросить у Кальва, чтоб выдал, пока его в погреб не заперли? Пообещать взамен носить пиво в обход Эгилевой охраны?

И с чертежами шахты ничего не сделал за вечер из-за этой возни. Интересно, посчитает ли лорд возню веским оправданием? Или наоборот, сразу выгонит, на всякий случай?

Интересно, что это за прозвище у него такое – “тьелпэ”, - думал Хейлан, спускаясь по резным ступенькам и старательно отгоняя мысли о порке и позорном изгнании. Он слышал как-то, что лорд Куруфин окликал младшего лорда этим словом, но до сих пор подумал бы, что это значило “сын” или что-то подобное, а не прозвище – да ещё такое, которым можно пользоваться и не благородным, как ему настойчиво повторяли про Тинтэля.

От дверей он свернул налево и нырнул в закуток между большим домом и конюшнями, срезая дорогу. В проулке висел запах лошадей и сена, особенно тёплый в зимнем уже воздухе, но не всех животных уже завели внутрь: молодой жеребчик скучал в углу левады, кося глазом на Хейлана и сосредоточенно грызя верхний брус забора.

Нет, снова говорить с Кетилем не о чем. Только если притворяться, что всё в порядке. Угрожать ему не хотелось, предупреждать тоже. Да и о чём? Что его по-прежнему подозревают? Теперь аж в двух списках, это важное изменение. Хейлан вздохнул, запуская пятерню в волосы. Вроде и правильно всё, но так противно…

***

Ночью снова выпал снег и теперь уже не спешил таять, всем своим видом намекая на зиму и – как следствие – отсутствие новых докладов от разведчиков по меньшей мере до весны. Из развлечений оставалась только переписка с братьями, от которой Куруфинвэ тоже уже ничего хорошего не ждал. Карнистиро в последних письмах только здоровался, прилагал урезанный вдвое список запрошенных Куруфинвэ металлов и заготовок и просил предать дальше отдельное письмо для Кирдана. Их дружескую ругань о ценах на соль разбавляли малопонятные споры о том, какие паруса лучше для каких манёвров да при каком ветре, и взаимные намёки на некомпетентность в больших или малых парусниках соответственно. (Куруфинвэ разок заглянул из любопытства в эту переписку и больше такой ошибки не повторял.)

Майтимо отвечал всё реже и всё менее подробно расписывая, почему отвергает очередной план штурма и что ещё нужно построить в тылу, прежде чем идти в атаку на Ангамандо. А почерк близнецов и Макалаурэ он и вовсе уже почти забыл.

Съездить на охоту с Турко? Он же звал. Правда, охотится он последнее время всё больше на Ард-Гален и на двуногих, но это даже где-то и хорошо.

На жаровне вскипел чайник, Куруфинвэ бросил прямо в кружку щепотку листьев, поленившись искать сетчатый шарик, и открыл лежащий на столе альбом. Последние несколько страниц занимали наброски долин, ущелий и хребтов Железных гор, а также схемы внутренних помещений Ангамандо –

настоящие, виденные разведчиками с соседних склонов, и додуманные Куруфинвэ по косвенным признакам. На последнем рисунке был тщательно вырисован внутренний двор и часть стены в разрезе, остальное – набросано крупными штрихами карандашом. Куруфинвэ недовольно поморщился, глянул на закрытую чернильницу, так и оставшуюся с вечера пустой. Быстро пролистал альбом к началу, иногда останавливаясь, разглядывая какой-то из рисунков и сравнивая с более поздней и более подробной версией. Хоть так заметно, что эти годы не прошли совсем уж впустую.

На стол вдруг скользнул лежавший между первыми страницами листок с десятком разномастных восьмиконечных звёзд. Куруфинвэ озадаченно нахмурился на одну из них, перечёркнутую странной загогулиной – под локоть его толкнули, что ли? – перевернул листок боком и усмехнулся: загогулина оказалась застёжкой на изнанке звезды-фибулы. Надо же. Давно же это было. Когда у них ещё оставалось время и желание на такую ерунду. А может, и не ерунда это вовсе, а обычная жизнь, которая продолжается, вопреки всем пророчествам валар, вопреки Моринготто? Вопреки клятве.

Бросив листок куда-то в недра альбома, Куруфинвэ с шумом его захлопнул, встал и вышел из кабинета.

Конечно, можно послать за чернилами Нинкветинко, но сидеть и ждать было невыносимо. Да и вообще, когда он последний раз выходил из цитадели – особенно, не верхом и не вместе с Турко? А ведь это и его город. Вроде бы.

На улицах снег таял – по крайней мере, под ногами, копытами и колёсами, - но сверху в таком количестве сыпал новый, что к утру не растопчут. Цитадель Куруфинвэ прошёл быстрым уверенным шагом, будто не гуляет, а спешит куда-то, и за воротами замедлился, чтобы не пробежать насквозь и весь город. Нижние улицы были оживлённей, чем дворы цитадели, и под неожиданным снегопадом на них оказалось полно гуляющих. Снег валил, отчего казалось, что город непрерывно моргает светящимися окнами, отделённый этой белой завесой не только от большого мира с идущей где-то войной, но и от окрестных холмов, и Куруфинвэ начал надеяться, что прогулка и правда поможет если не вернуть хорошее настроение, то хотя бы отвлечься, отмечая на ходу, где нужно заменить истрепавшийся флаг, а где подновить краску…

Спустившись полукруглой лестницей к извилистой улочке, Куруфинвэ обнаружил, что такой ерундой недосмотры не ограничиваются, скопившись под нижней ступенью в огромную лужу, достававшую дальними отмелями аж до противоположного дома. Куруфинвэ остановился на берегу этого стихийного бедствия, высматривая причину и виновных, но навскидку обнаружил только товарищей по несчастью, по стеночке пробирающихся мимо лужи, брезгливо подбирая полы одежды. Шумная компания молодёжи, возникшая со стороны парка со смехом и пением, растерялась ненадолго и качнулась было обойти подворотнями, но кто-то весёлый и нахальный вместо этого направился вброд, увлекая за собой остальных, и форсированная лужа поднялась немногим выше подошвы.

Могли бы хоть деревянный настил бросить, раз стоки не справляются, - мрачно подумал Куруфинвэ, обещая себе сегодня же найти автора этих стоков и как следует разъяснить ему основы проектирования. И заодно устроить разнос Тьелпэ, который сам почему-то разъяснениями не занялся.

А обходя лужу краем, он обнаружил, что деревянный настил здесь был – но какой-то уличный торговец стащил его за угол и сложил там аккуратной стопкой, уберегая от сырости свой товар. Самого этого находчивого человека (что это человек, Куруфинвэ не сомневался) на месте сейчас не было – к его счастью, и Куруфинвэ обругал уже себя, что вообще пустил торговцев в свою когда-то военную крепость. Сидел бы сейчас на стене на перевале, планировал атаку…