Взлет и падение ДОДО
Шрифт:
Она кивнула и ушла; Ода вновь посмотрел на Тристана.
– Как вы, наверное, прочли в заявке, я пытался остановить коллапс волновой функции – особенно в живой нервной ткани.
– В мозге, – перевел Тристан.
– В кошачьем мозге, – добавила я.
Ода глянул на меня с видом: «Ну вот, опять началось» и втянул воздух.
Тристан метнул в меня выразительный взгляд.
– Мы прекрасно поняли, что вы не убивали котов, – продолжала я.
– Котов, которых так и так взяли из убойного приюта, – подхватил Тристан.
Словно по подсказке, черная кошка запрыгнула Оде на колени и принялась мурлыкать.
– Мне
– Можно, – сказал Ода, – но тогда было бы сложнее оценить результат, поскольку трудно узнать, что червяк думает. В случае кота сомнений обычно не бывает.
– Ясно. А в таком случае почему не на людях?
– Из-за Хельсинкской декларации! – фыркнул Тристан.
Ода кивнул.
– Отчасти из-за этого. Но даже если бы не было юридических ограничений, меня бы остановила физическая невозможность.
Тристан, который пребывал в приподнятом состоянии духа с тех самых пор, как узнал про фотографию солнечного затмения, немного сник.
– ОДЕК не работает для человека? – почти умоляюще спросил он.
– Работал бы, – ответил Ода, – если бы человека можно было в него втиснуть.
Тристан расцвел.
– Значит, просто надо построить ОДЕК побольше.
Ода ответил не сразу. Некоторое время он внимательно разглядывал Тристана, изредка косясь на меня.
– Если вы хотите применить его для человека, то да. Но тогда это было невозможно.
– У вас была тесная лаборатория? – спросила я.
– Лаборатория была большая, но проблема состояла в другом.
Мой коллега вновь превратился в Печального Тристана.
– Так в чем состояла проблема, доктор Ода?
– Наверное, будет проще, если я вам покажу, – ответил Ода, резко вставая и спихивая кошку на ковер. Он был щуплый, едва ли выше меня. – Это у меня в подвале.
– Что у вас в подвале? – спросила я.
– ОДЕК. Ребекка хотела, чтобы я его выкинул, но у меня к нему… горько-сладкая сентиментальная привязанность, а места он много не занимает.
Ода подвел нас к узкой двери под лестницей.
– Ребекка! – крикнул он. – Я веду гостей смотреть ОДЕК.
Ответа не последовало, только бряканье посуды. Ода скорбно улыбнулся.
– Она не одобряет, – заговорщицки произнес он. – Но чай нам все равно делает.
Стертые деревянные ступени в подвал располагались под лестницей на второй этаж. Ода включил свет, и мы все трое медленно начали спуск.
Подвал оказался чудесный: низкий потолок, толстые каменные стены, оконца с частым переплетом, земляной пол и тот затхлый запах, который говорит: «Это аутентичный старый дом» (хотя теперь я, конечно, знаю, что дома пахли так почти что с первого дня во все эпохи, кроме современной). Составленная возле лестницы во дворик плетеная садовая мебель с сопутствующими корзинами игрушек для песочницы подразумевала внуков. У противоположной стены располагался бойлер и другие внутренности дома. На полках вдоль остальных стен стояли старые ящики из-под яблок, аккуратно подписанные и снабженные цветными метками. Тристан тут же начал читать их вслух. В углу, ближайшему к выходу во дворик, на столе под лампами дневного света зеленела какая-то рассада в аккуратных горшочках.
– Ребекка у нас садовод, – с нежностью сказал профессор
– Правда? – вежливо спросила я.
Тристан по-прежнему читал надписи на ящиках, ища ОДЕК.
Ода кивнул почти с воодушевлением.
– Вообще-то Бекка у нас единственный официальный экскурсовод, но я за пятьдесят лет вроде бы запомнил текст. В колониальную эпоху все здесь, весь квартал, было одной фермой. Центральную усадьбу снесли несколько десятилетий назад, там теперь автозаправочная станция на углу Массачусетс-авеню. Дом, где мы с вами сейчас, построили для управляющего фермой и его семьи в те времена, когда поместье было большим и процветающим. Мы думаем, он выкопал такой глубокий подвал, чтобы прятать излишки еды: колоски, которые собирают с полей, когда вывезен основной урожай, и все такое. Здесь была станция Подземной железной дороги. Предки Ребекки были аболиционистами, а хозяин поместья, живший в большом доме, – нет.
– Ее семья жила здесь еще до Войны Севера и Юга? – изумилась я.
Тристан сосредоточенно высматривал ОДЕК среди аккуратных ящиков на полках.
Ода кивнул.
– Дом построили для ее пращура Иеремии Иста, того самого управляющего фермой. А прапрабабка Иеремии была…
– Это оно? – спросил Тристан, указывая в дальний угол за бойлером. Господи, какая бестактность!
– Да, – ответил Ода, не обидевшись, и повел нас туда.
В углу, под тяжелым брезентом, присыпанным мышиным пометом, стоял большой прямоугольный предмет. Ода потянул брезент, и тот тяжело сложился на полу.
ОДЕК оказался чуть больше, чем я ждала. Внутри действительно как раз поместился бы кот, но аппарат в целом был размером со стиральную машину. Собственно, кошачий ящик – фанерный, покрытый розовым теплоизоляционным материалом из хозяйственного магазина, – висел на туго натянутых шнурах в контейнере из стеклопластика, тоже обернутом розовой теплоизоляцией. Все вместе держалось на экзоскелете из перфорированных металлических уголков. Отовсюду тянулись провода: толстые черные кабели вроде тех, что протягивают снаружи зданий, тоненькие медные проволочки, миллион раз намотанные на невидимые сердечники (я угадала в них электромагниты), провода с цветной изоляцией, плоские радужные ленты, круглые оплетенные провода, позеленевшая от времени голая медная проволока и обычные электрошнуры с вилками – на вид очень старые и пересохшие от времени.
На полке под кошачьим ящиком стоял пластмассовый корпус, похожий на системный блок старого настольного компьютера, только не белый, а фиолетовый.
– Силикон Графикс Индиго, – сказал Тристан, прочтя логотип на корпусе.
– Замечательная машина, – сказал Ода. – Была до вашего рождения. Самая быстрая, какую я мог тогда раздобыть.
Вся система была снабжена колесиками. Когда Ода попытался отодвинуть ее от стены, они заскрипели, но с места не сдвинулись. «Позвольте мне, сэр?» – предложил Тристан и налег своим куда более мощным плечом. ОДЕК с лязгом и скрипом выкатился на середину помещения, оставляя за собой следы мышиного помета, слежавшейся пыли и дохлых пауков. Теперь я видела его с задней стороны. Стало видно, что Ода снял заднюю панель с рабочей станции Силикон Графикс и подключил к ней множество проводов.