Взлёт и падение. Книга первая. На высоте.

Гудошников Валерий

По пяти ниткам нефтепровода «Дружба» на запад под давлением нескольких десятков атмосфер текла целая река нефти, равная Волге. Утекало народное достояние, невосполнимые запасы. Ах, Россия! Чем будут обогреваться в лютые зимы твои города, когда в третьем тысячелетии эти запасы кончатся? Думает ли кто об этом?

А обратно с запада в страну текла река нефтедолларов – специальной бумаги с изображениями президентов одной из самых свободных и демократических стран мира. В отличие от невосполнимой нефти бумагу эту можно штамповать сколько угодно. И они её штамповали.

Куда потом уходили эти доллары, народ не знал. И сколько и на что тратились – тоже не

знал. Зато знал, как хорошо живут в Кувейте, Саудовской Аравии, ОАЭ. И в «государстве в государстве». За такие же нефтедоллары. Там их хватало.

Последний час Бек сидел в кабинете один. Его начальник штаба – бывший лётчик, списанный по здоровью, отпросился пораньше, чтобы успеть в поликлинику на приём к врачу. Известно, что там нужно сидеть в очереди, иногда не один час.

Он бросил взгляд на часы, висящие на стене, и выругался. Часы стояли. Ах, да, он ведь уже пытался их сегодня запустить. Посмотрел на свои ручные. До конца рабочего дня было ещё больше часа. Встал и направился в кабинет к Чувилову. Тот по прежнему рылся в своих графиках, нацепив на нос сразу двое очков. Увидев удивлённый взгляд командира, пояснил:

– Зрение быстро садиться, в одних уже не вижу ни хрена.

– Где Байкалов?

– В воздухе, – так же кратко ответил начальник штаба и стянул с себя одни очки. – Зачем он тебе?

– Отпроситься хочу. Тяжело первый день в рабочий ритм втягиваться.

– У меня отпросись, – предложил Чувилов. – Много не возьму. Я тоже твоё прямое начальство. Пока.

– Мы все – пока, – вздохнул Бек. – Так ты меня отпускаешь?

– Привет семье!

– Понял! – он направился к двери, но вдруг остановился. – Ты знаешь, Василич, сегодня впервые возникла мысль: а не послать ли всё к чёртовой матери и не уйти ли на пенсию?

– Чего это вдруг? – Чувилов стащил с носа и вторые очки.

– Сколько же можно над землёй порхать? Да и средний возраст, когда лётчики концы отдают, мы уже пережили.

– Летай, Бек, пока летается. На пенсии от тоски быстрее загнёшься.

– Вот в этом ты прав. Да я не собираюсь дома сидеть, найду какую-нибудь работу на земле. Только не бумаги ворошить. Вот они где у меня, – поводил он по горлу ребром ладони.

– У нас в аэропорту орнитологическая служба организуется, – улыбнулся начштаба, – переводись туда. Работа не пыльная. Будешь вокруг аэропорта ворон пугать. А то вон совсем обнаглели пернатые, на самолёты стали бросаться. А рядом с гостиницей на тополях сколько гнёзд! Видел? Гвалт стоит с утра до вечера.

– Ты что же, предлагаешь мне гнёзда разрушать? – почернел Бек. – Там же птенцы. Я не душегуб.

– А если эта птичка в двигатель попадёт, знаешь, что будет?

– Знаю, – зевнул командир. – Мне попадала, когда я ещё на Миг -15 летал. Правда, не в двигатель, в пилон попала. А то бы вполне возможно и не сидел я тут рядом с тобой. Так ты говоришь, отпускаешь меня?

– Я же сказал, привет семье!

– И твоей – тоже.

И старейший командир эскадрильи Нурислам Хамзиевич Бек скрылся за дверью.

–

Глава 4 Противостояния

Мы много часов провели в небесах

Сложить, то получатся годы.

Наверно поэтому в наших глазах

Небес отражаются своды.

Рано утром на привокзальной площади Бронского аэропорта, задрав вверх голову, выла собака грязная, облезлая и худая.

Начальник штаба объединённого отряда Василий Васильевич Шилов, бывший лётчик, летавший ещё на двухместных самолётах По-2 конструкции Поликарпова, более известных, как «кукурузники»,

имел привычку с утра обходить фасадную территорию, включавшую привокзальную площадь и постройки на ней. Это началось после того, как однажды первый секретарь обкома, приехавший на вылет в Москву, задержался из-за тумана и решил подышать свежим воздухом, прогуливаясь по площади. Гулял он абсолютно один без всякой охраны. Никто из пассажиров и подумать не мог, что это царь и бог громадной области. А всё провожающее его начальство стояло на перроне, не решаясь разойтись. Тогда-то, нагулявшись, он и сказал Боброву на ухо об антисанитарии на площади. Этого оказалось достаточно, чтобы после отлёта начальства на площадь вышли все, кто оказался в этот момент под рукой у Шилова: бухгалтера, лётчики и прочий штабной люд. За час работы они навели на площади порядок. С тех пор на ней постоянно что-то скребли, подкрашивали, ремонтировали.

Василий Васильевич заглядывал во все закоулки, выискивая неубранные переполненные урны, захламлённые участки, лежащие, где попало пустые бутылки, коробки и ящики. Особенно его удручали пивные и водочные бутылки. При начавшейся в стране великой борьбе с пьянством и алкоголизмом последнее было весьма удивительным. И где только брали спиртное? Ведь в аэропорту и его окрестностях его совсем не продавали. Ну а самогон, который усиленно стало гнать население в ответ на практически установившийся сухой закон, здесь подпольные бизнесмены продавать боялись. Тем не менее, каждое утро только из гостиницы уборщицы вытаскивали два мешка пустых бутылок.

Обойдя территорию, Шилов направился к себе в кабинет, собираясь на селекторной оперативке устроить разнос бригадиру дворников. С этой перестройкой, гласностью и ускорением народ совсем избаловался. Площадь убиралась плохо. И в этот момент он услышал протяжный, леденящий душу, полный тоски и безысходности вой. Василий Васильевич содрогнулся, и мурашки пробежали по его спине. Он огляделся и увидел ошелудивевшего пса.

Как многие старые лётчики, он верил в приметы и знал их множество. Одна из них гласила, что если лётчик накануне вылета увидел непотребно воющую собаку, то вылет свой он должен отменить, ибо непременно что-то случится. У него самого был случай, когда он, выйдя рано утром из дома, увидел воющее дурным голосом животное. И в тот же день на его По-2 отказал двигатель. Хорошо, что полёт был тренировочный и они сели недалеко от аэродрома, где их быстро нашли. А мороз был за тридцать.

Шилов забеспокоился.

– Пошла, проклятая! – турнул он собаку, притопнув ногой. – Пошла, говорю!

Собака с места не сдвинулась, только на несколько мгновений прекратила вой, равнодушно посмотрела на начальство печальными слезящимися глазами и, отвернувшись, снова завыла.

– Не к добру это, не к добру, – покачал головой Шилов. – Теперь только и жди какой – то пакости.

Но чего конкретно ждать, Василий Васильевич не знал. И это терзало его ещё больше. Обеспокоенный, он вошёл в подъезд штабного здания.

– Всё спокойно? – спросил дежурного по штабу, получая у него ключи от кабинета.

– Так точно! – по военному ответил тот.

– Повысить бдительность, – приказал он. – Может чего-нибудь произойти.

– Понял! – обалдело произнёс дежурный.

Он поднимался по лестнице на второй этаж, когда в мозгу молнией сверкнула мысль: комиссия! Вот чего надо ждать. Уже два месяца, как не было ни откуда никаких комиссий, и это воспринималось Шиловым, как затишье перед бурей. Он тут же забыл про непорядки на привокзальной площади.