Взлёт и падение. Книга первая. На высоте.
Шрифт:
Парню повезло. Про «судьбоносный» апрельский пленум он знал, поскольку все средства массовой информации твердили о нём от зари до зари. И даже назвал, о чём говорил на пленуме генеральный секретарь Горбачов. Правда, он представления не имел, что и как они там хотят перестраивать.
– Достоин,– загудел зал, – принять!
– Да, делу предан.
– Политику понимает.
– Телу предан, – юродствовал кто-то. – Принять.
Проголосовали единогласно. Новоиспечённый коммунист, красный, словно варёный
Четвёртому кандидату тоже задал вопрос Агеев:
– Вы устав партии изучали? – спросил он.
– Да, – кивнул тот.
– Согласны с ним?
– Да, – снова кивнул тот.
– Тогда скажите, что является основой партии?
– Политбюро и его центральный комитет, – бодро отчеканил тот, радуясь, что вопрос простой, но, заслышав смех в зале, прикрыл рот рукой. Агеев наклонился к Агапкину:
– Сколько ещё там у тебя… таких?
– Ещё четверо.
– И все такие же? Клоунаду устроили… вашу мать! Я сейчас извинюсь и уйду. Сошлюсь на занятость. Потом поговорим.
– Я перерыв объявлю, – нашёлся Агапкин.
– Мужики, так что же основой-то является? – спросил кто-то, выходя на перерыв. – Парень же всё правильно сказал. Основа у нас – центральный комитет партии. И политбюро.
Ему объяснили, что основой партии является первичная организация – партийная ячейка.
– Чего-о? Какая ячейка? Я хоть и не коммунист, но лапшу на уши мне не вешайте, – обиделся задавший вопрос. – Кто же ей подчиняться-то будет, вашей ячейке? Да и предыдущий кандидат правильно сказал: что говорят сверху – то и делаем. Пусть мне в морду плюнут, если не так.
Ему пообещали плюнуть в морду, но он не успокоился.
– Всё у вас, коммунистов, в документах с ног на голову поставлено. Но ведь в жизни-то не так. По вашему, выходит, если я – первичная партийная ячейка и являюсь основой, то могу Агеевым командовать? И он побежит выполнять мои указания? Ха-ха- ха! Дурдом!
– Вынужден будет выполнять, если будет соответствующее постановление.
– Ха-ха-ха! Если сверху будет постановление, то он конечно выполнит. А снизу? Да где вы такое видели? Ха-ха-ха! Точно, дурдом!
– Ай-ай-ай! Ну, разве вот такому с позволения сказать индивидууму место в партии? – осуждающе закачал головой Митрошкин. – Не понимаешь мудрой и дальновидной политики. В известные времена твоё место было бы не в партии, а на параше.
– Сейчас другие времена, – огрызнулся парень. – Твоё-то место, в какой партии?
– Моё? – ухмыльнулся Митрошкин. – Моё место – на моём месте. Моя партия – никаких партий. Без них как-то спокойнее. Я сам себе партия и хозяин. И не большинство, не меньшинство мне не указы.
Митрошкин улыбаться мог, ибо стал командиром самолёта ещё во времена, когда Токаревым не была произнесена историческая фраза: кто не коммунист –
Пока был перерыв, Агеев что-то выговаривал окружившим его Байкалову, Агапкину, Токареву и замполиту отряда. Слова произносил, видно по всему, не совсем печатные, ибо у командира отряда лицо становилось всё суровее. Весь вид выражал его внутреннее кипение и как бы говорил: ну, подождите! Ждать осталось недолго.
После перерыва, когда в зале установилась тишина, командир отряда Байкалов взял устав партии и положил его перед собой.
– Ну, кто там у тебя следующий? – хмуро спросил Агапкина.
Следующий парень выходил к трибуне, как выходит приговорённый к смерти на эшафот.
– Так какой же основной девиз нашей родной коммунистической партии? – задал он вопрос. – Ну, отвечайте.
– Основной девиз нашей партии – это мир во всем мире, – бойко ответил кандидат.
– Ага! – командир не смог сдержать улыбки. – Попробуй тут не согласись. А над входом в наш штаб ты лозунг видел?
– Видел.
– Читал?
– Читал.
– Ну и что же там написано?
– Н-не помню, – замялся парень. – Забыл.
На политические лозунги в стране давно уже перестали обращать внимание, как перестают замечать надоедливую ежедневную рекламу какой-нибудь жвачки или женских бюстгальтеров. Мало того, их, смеясь, переиначивали. Так лозунг «Да здравствует знамя великого Ленина» на центральной улице Бронска какие-то шутники превратили в «Да здравствует знамя великого Лёни». Имели в виду Брежнева, который формально тогда ещё был у руля государства. Власти спохватились только на третий день. Три дня весь город веселился.
– Там написано: всё для блага человека, всё во имя человека, – сказал Байкалов – Согласны вы с этим?
– Согласен, – почему-то едва заметно ухмыльнулся экзаменуемый кандидат. – Да их много этих лозунгов и все хорошие, – добавил он, подавив улыбку.
– Ну, ладно. А вот скажите, что такое КПСС?
– Это партия, – уверенно ответил кандидат и как-то странно посмотрел на хмурого командира. Чего же, мол, тут непонятного. Все знают эту аббревиатуру.
– Понятно, что не… мафия, – брякнул командир отряда и тут же поправился. – Я прошу подробнее объяснить.
– Ну, это ум, честь и эта… как её, совесть наша. То есть нашей эпохи. Такой лозунг висит всюду.
– Ум, честь и совесть наша? – переспросил командир и обратился к залу. – Все так думают?
Что думали в зале – неизвестно. Ответом ему было гробовое молчание. Даже беспартийные, которые обычно выдавали на такие вопросы какой-нибудь юмор, молчали. Слишком уж двусмысленными были вопросы, задаваемые залу. И кем? Командиром лётного отряда.
Кандидата забраковали.
Второму Байкалов задал единственный вопрос: