Взлёт и падение. Книга первая. На высоте
Шрифт:
– Я понял, – перебил его Бек. – Говорить надо кратко. Скажи начальнику штаба – пусть заменит. А ты чего тут стоишь, как нищий на паперти?
– Товарищ командир, – начинал ныть следующий.
За пару минут он решил все проблемы, и коридор быстро опустел. Лётчики спешили убраться, ибо командир мог и передумать, поскольку не в настроении.
Посмотрев вслед последнему уходящему пилоту, он направился к дверям соседней эскадрильи.
Командир первой эскадрильи Глотов озабоченно восседал за своим рабочим столом, на котором безобразной кучей громоздилась масса всевозможных
– Ты тоже в них погряз? – вместо приветствия произнёс Бек, кивнув на бумаги и садясь напротив.
– А-а, Нурислам Хамзиевич прибыл! Здравствуй! Здравствуй! – приветствовал его Глотов, обрадованный возможностью немного отвлечься.– Ну, как отдохнул в УТО? Рассказывай?
– Какой отдых? Нашёл санаторий. От безделья с ума едва не сошёл. Что у тебя нового?
– Летаем помаленьку, – неопределённо ответил Глотов. – К лету готовимся. Вон в классе сидят лётчики с первого отряда. Занятия у них. То им лекцию о вреде курения и алкоголя читают, то девчушка с метеостанции учит профессионалов грозы обходить. Нонсенс! Что она им может сказать?
– Да ничего, – нахмурился Бек. – Это только убиение времени.
– А что нового в УТО про перестройку говорят? Может, наконец, и мы перестроимся. Хотя бы от ненужных бумаг избавиться.
– И тебя припекло? – удивился Бек. – Ты же к бумагам всегда трепетно относился.
– Так ведь бумага бумаге – рознь. Из-за них план прошлого месяца завалили. Ты знаешь, пришлось полёты отменять, чтобы эти бестолковые занятия проводить. А они на целую неделю у нас распланированы. Да ещё всякие совещания да заседания. И в итоге – плакали наши премии. Чем там, – кивнул он в потолок, – думают.
– Что же и по АХР план не выполнили?
– Нет. Весна хотя и ранняя, но какая-то бестолковая. В середине апреля плюс 20 было, а сейчас заморозки обещают. Прогнозы не лётные, самолёты простаивали. Кстати, твоя эскадрилья тоже план не выполнила.
– Пускай! – отмахнулся Бек. – Главное – безопасность полётов.
– Ну, когда не летаем – безопасность стопроцентная, – скривился Глотов, – но зато и зарплата меньше. Если ещё и план квартала завалим – стоять нам по стойке «Смирно!» на парткоме. Ты туда хочешь? Я – нет.
– Я тоже, – поморщился Бек. – Но чтобы твои лётчики план летом не выполнили? На одних приписках пол плана сделают.
– Твои асы не хуже, – парировал Глотов.
Для них, как, впрочем, и для высокого начальства управления и министерства не было секретом, что на АХР приписки расцвели пышным букетом. Приписывали по многим причинам. Во первых – план. План – это премии. А кто же их хочет лишиться? За свой каторжный труд лётчики получают не так уж и много. Во вторых, иногда приписывали, чтобы уложиться в запланированные расходы топлива. За перерасход тоже лишали премий. Да ещё могли заподозрить, что экипаж сбыл дефицитный бензин налево. Но в практике часто бывало, что у одного экипажа – перерасход, у другого – экономия. Это зависело от удаления полей от аэродрома и их расположения на местности. Если аэродром на местности выше, чем поля – рассчитывай на экономию, наоборот – будет перерасход.
Приписывали и ещё по ряду причин. Боялись,
Особенно эти приписки процветают при работе с ядами. Некоторые заказчики отказываются работать, а лётчиков уговаривают: вы мне акты подпишите, что яды израсходованы, а я вам нужные гектары подпишу. А когда улетите – я эти яды в норы сусликов вылью. Всё польза будет.
– Наверное, и мои лётчики не хуже, – вздохнул Бек. – Что поделаешь – система. Но, честно говоря, надоела такая работа. А что мы можем исправить, если приписками вся страна занимается?
– Да, с системой не поспоришь. Она тебя пожуёт и выплюнет. В порошок сотрёт.
– Вот перестройка началась, – ехидно проскрипел Бек. – А что перестраивается? Одни вывески меняют. А дела – всё хуже. Магазины пустеют на глазах. Новому генсеку и хочется, и колется. Никак не решится на кардинальные изменения. Резину тянет. А зря. Кризис-то только затягивается. Пора плюнуть на многие догмы. Не сделает он этого – плохо кончит.
– Это ты так о Горбачёве? – удивился Глотов. – Крамольные речи говоришь.
– Я же не на митинге, – почернел Бек. – С глазу на глаз говорим.
Тем не менее, волосы на его загривке взъерошились, словно шерсть у кота, перед которым неожиданно возникла собака. Он вспомнил, как смотрели по телевизору в методическом классе похороны Брежнева. Там были одни лётчики. И Бек сказал по простоте душевной, что катафалк-то похоронный далеко убирать нельзя, ибо новый генсек тоже на ладан дышит. Живой труп. И что же? На следующий день его особист вызывал для прочистки мозгов.
– Да сейчас время уже не то, – улыбнулся Глотов, видя, как почернел Бек. – Если в ближайшие пару лет ничего не изменится, из партии побегут, как крысы с тонущего корабля. Все уже по уши сыты коммунизмом. А, честно говоря, я бы тоже не против уйти из такой партии. Надоело её членскими взносами подкармливать.
Бек ещё сильнее почернел, и волосы взъерошились ещё больше.
– А чего же не уходишь? Молчишь? То-то! Глотов, я не слышал от тебя таких речей, – косясь на дверь, произнёс он. – Съедят. И не поморщатся. Куда работать пойдёшь без партбилета? Сторожем не возьмут.
– Сторожем возьмут, – неуверенно проговорил Глотов и мрачно пошутил: – А если даже и съедят, то всё равно есть два выхода, как в известном анекдоте.
А то, что их лётчики приписывали налёт и гектары, они прекрасно знали. С этим боролись, если, как говориться, застигали с поличным. Но это было очень редко.