Взлетная полоса
Шрифт:
Затылком на подголовнике, с закрытыми глазами, Ольга расслабленно отдавалась во власть рук мастерицы парикмахерского искусства. Вот одно из преимуществ богатства: не надо готовить дома вонючие растворы, не надо тщательно разделять волосы на пробор и промазывать их кусочком поролона, рискуя оставить сзади непрокрашенные места. Надо просто прийти в определенное время раз в неделю в отличный салон, где к твоим услугам замечательные специалисты. Здесь знают, как обращаться с волосами, чтобы после окраски они напоминали на ощупь не сухое сено, а китайский шелк. А тактильные ощущения – это очень важно. Ведь мужчин неизменно привлекает возможность зарыться лицом в этот пышный золотой живой плащ волос. Они буквально шалеют от этого. Что ж, пожалуйста. Это входит в прейскурант маленьких радостей, которые Ольга может дать – в обмен на кое-что другое.
На расслабленном лице Ольги
«Неприятно? – одернула она себя. – Терпи! Ты прекрасно знала, что не всегда жизнь будет подносить тебе пирожные на блюдечке. Нельзя иметь все блага сразу. Всегда надо рассчитывать, от чего можно отказаться, чтобы что-то получить…»
Ольга дернулась. Навернувшаяся было на ее губы улыбка сменилась гримасой.
– Я вам сделала больно? – виновато спросила парикмахерша.
– Нет-нет, что вы… так, пустяки, – ответила Ольга. Вопреки словам, в голосе ее звенела капризная нотка, демонстрирующая, что этому нежному созданию все-таки больно, просто оно не любит жаловаться. Неизвестно, что подумала парикмахерша о своей богатой клиентке, но вслух она примирительно сказала:
– Уже все. Теперь нужно подождать полчаса, пока состав подействует.
Из кресла Ольга пересела на удобный диван, обитый синей кожей – почти как у нее дома. Рядом – стеклянный столик, заваленный рекламой и красочными журналами. Ольга выдернула из середины стопки один журнал, посвященный отчего-то архитектуре, и принялась его добросовестно листать, но мысли мало соприкасались с фантастическими видами Москвы, какой, если верить молодым архитекторам, столица станет к 2020 году.
Нет, на самом деле умелые пальцы мастерицы парикмахерского дела не дернули ни один из драгоценных Ольгиных волосков. Боль причиняла мысль о выборе… о том, что в жизни, чтобы что-то получить, приходится от чего-то отказываться. И это правильно… Если бы только с момента, когда выбор сделан, не менялся больше ни твой внутренний мир, ни мир вокруг! В противном случае со временем ты можешь крепко пожалеть о том давнем выборе. И даже если ты уверена, что была тогда права, все равно чего-то жалко. Хотя, как будто бы, о чем жалеть? Она ведь сама предпочла Кирилла, правда? И все было бы проще, не будь того мальчика…
Тот мальчик – давно уже не мальчик; но она прекрасно помнила его мальчиком – с тех далеких дней, когда пятилетнюю Оленьку впервые привели в детский сад. Вообще-то Оленька росла абсолютно несадовским, домашним ребенком: за ней по очереди смотрели две бабушки, души не чаявшие в семейном сокровище. И только когда одна бабушка внезапно умерла, а вторая должна была уехать в Челябинск, чтобы ухаживать за безнадежно больной престарелой сестрой, Оленьке пришлось волей-неволей приобщиться к коллективу. А коллектив ее пугал. Ей до сих пор в кошмарах снится, как она стоит, в своем карамельно-желтом платьице и с желтым бантиком в волосах, посреди чужой комнаты, заставленной тоскливой низенькой мебелью и заваленной
И произошло! Пока все дети пялились на новенькую, как на диковинную зверушку в зоопарке, от их толпы отделился один мальчик. Мелкий, но решительный, с упорным взглядом карих глаз. Подойдя вплотную к пришелице, он протянул ручонку и цепко дернул желтый бант. Вместе с несколькими волосками бант остался у него. А Оленька от обиды, боли и недоумения ударилась в слезы…
После этого – пошло-поехало. Мелкий Жора стал настоящим детсадовским… да нет, скорее, де Садовским наваждением бедной Оленьки! Самое обидное, что в детсадике ей скоро понравилось, у нее появилось много подруг, воспитательницы считали красивую, послушную и умненькую девочку звездой старшей группы… Вот только Жора не давал покоя. Постоянно к ней лез. Отбирал одни игрушки, приносил другие. Втягивал в какие-то дикие, им самим придуманные игры. Сочинял про нее стихи, похожие на дразнилки. За обедом пытался кормить ее с ложечки. Оленька жаловалась на Жору воспитательницам, но что могли с ним поделать воспитательницы? Разве что поставить в угол… Из углов Жора со времени появления Оленьки буквально не выходил. Воспитательницы, исчерпав воспитательные методы воздействия, сообщили о поведении Жоры его родителям. Патриархальные родители отшлепали его прямо в детском саду. После чего Жора стал преследовать Оленьку еще и во дворе – выяснилось, что, к несчастью, они живут в соседних домах.
«Что я ему сделала?» – ломала голову Оленька…
– Ты меня сразила, – годы спустя объяснял ей почти взрослый Жора. – Ты стала самым большим потрясением моей детской жизни… И всей моей жизни в целом. Я не мог поверить, что на свете может существовать такое чудо, как ты!
– Да-а? А я, представь, не могла поверить, что на свете может существовать такое чудовище, как ты! – Ольга передернула своими хрупкими белыми плечами. – И ты еще хочешь, чтобы я тебя полюбила? После всех твоих издевательств?
– Ольгуша, но я же был ребенок! Я старался привлечь твое внимание – по-мальчишески! Ты несправедлива!
– А в жизни вообще нет справедливости, – изрекла Ольга…
Первые школьные годы (кстати, их записали в один класс) Жора поддерживал прежние детсадовские отношения, выражая свое чувство дразнилками, тычками и дерганьем за волосы. Зато потом Оля на нем отыгралась! Как верный рыцарь, он таскал за ней ее портфель, куда она нарочно подкладывала побольше толстенных библиотечных книг. По единственному ее слову он готов был обойти по узкому карнизу на высоте четвертого этажа все школьное здание или простоять под ее окнами два часа на лютом морозе. В ответ на все эти подвиги Оля только сводила брови и говорила: «Не знаю, зачем ты все это делаешь. Если хочешь, делай. Но я тебя все равно не полюблю».
– Ты станешь моей женой! – сказал он ей первый раз в восьмом классе.
Она засмеялась. Засмеялась искренне. Она – и Жора? Смешно! «Этот ужасный Жора», – других слов для него у ее родителей не было. Их Оленька, их единственная драгоценная девочка, их цветочек – и вдруг Жора? Что вы, что вы, у них приличная семья! У Жоры семья была неприличная, как валенки в бальном зале. И внешность так себе. Когда Жора вырос, то снова, как в детском саду, оказался мелковат рядом с раздавшимися ввысь и вширь ровесниками. Зато, компенсируя этот недостаток, занялся спортом и накопил силу. Его стали бояться: с его упорством и спортивным опытом, он научился драться до последнего. А вскоре начали бояться и по другой причине: Жора завел себе компанию среди местной шпаны… Надо думать, этим он надеялся покорить Ольгино сердце. Глупо надеялся! Если до этого у Ольги и были какие-то сомнения, то после они отпали. С дураками и мелкими уголовниками ей не по пути.
Кирилл… Он, конечно, был совсем другой. Жоре не чета. Кирилл пришел к ней уже состоявшимся мужчиной. Он был лишен налета ничтожных и постыдных воспоминаний: детсадовское сидение на соседних горшках, ссоры и драки в песочнице, школьные уроки физкультуры, беспокойная заря полового созревания, первые прыщи… Но почему же, в какой момент она решила, будто совместные воспоминания – это плохо? Может быть, это и есть самое главное? Может быть, из этого и складывается матрица жизни? Ах, сколько воспоминаний! Как долго она, оказывается, живет – а на вид не дашь больше двадцати, все так считают…