Взорвать «Аврору»
Шрифт:
Командир ГПУ и его бойцы молча смотрели с моста на лодку, вилявшую из стороны в сторону. Гребец и пассажир явно нетрезво исполняли песню про беглого каторжника.
– Пьяные, товарищ командир, – весело сказал один из бойцов. – Налакались в честь праздничка…
– Пьяные? – прищурился командир. – Может, и пьяные.
Он подождал, пока лодка приблизится к мосту, перегнулся через низкий гранитный парапет и гаркнул:
– Эй, певцы! А ну давай к берегу!
Вместо ответа лодка скрылась под мостом. Чекисты бросились
– На лодке! – крикнул командир. – Приказываю причалить к берегу!
Лодка рванула еще быстрее. Командир выхватил из кобуры наган.
– Стой, стрелять буду!
Раздался топот сапог. На мост влетел всполошенный ГПУшник.
– Едут! Едут, товарищ командир…
Вдали показалось несколько черных легковых машин, шедших на большой скорости. Командир поспешно сунул оружие обратно в кобуру:
– Ч-черт… Равняйсь! Смирно!
Чекисты поспешно рассредоточились по мосту и вытянулись во фрунт, держа руки у шлемов и преданно глядя на машины. Они вихрем пронеслись по мосту. Сидевший на первом сиденье головного автомобиля начальник охраны успел чиркнуть по лицу командира суровым взглядом.
Дождавшись, пока машины скрылись, командир обернулся к канавке и охнул:
– Т-твою мать! Уже в Неву вышли!..
– Ничего, трехлинейка возьмет, – бодро отозвался один из бойцов, снимая с плеча винтовку. – Разрешите, товарищ командир?
– С ума сошел? – зло мотнул головой тот в сторону удалившихся машин. – Чтобы они услышали?..
ГПУшники растерянно переглядывались. Наконец командир кинул одному из них:
– Пивоваров, за старшего! Ты, ты и ты – за мной!
Бойцы кинулись бегом по набережной Зимней канавки вслед за лодкой, которую уже поднимали тяжелые невские волны.
Колонна молодежи свернула с проспекта в арку Генерального штаба. Парень-спортсмен решительно крутанулся на месте, зло глядя на подчиненных.
– Колонна, стой! Ать-два… Ну что, товарищи, приплыли? Осрамились на всю страну, да?
– Чего это мы осрамились? – глухим голосом прогудел изнутри куклы «Муссолини». – Муссолини есть, Маннергейм есть, папа Римский есть…
– Воропаев, от кого сейчас исходит основная угроза Советскому Союзу? – язвительно осведомился спортсмен. – От папы Римского, да?
Все подавленно молчали. Наконец глава делегации в порыве отчаяния рубанул воздух рукой и решительно скомандовал:
– Ладно, прорвемся! Что-нибудь придумаем! А пока – шагом марш за мной.
К цепочке ГПУшников, преграждавшей вход на площадь Урицкого, неторопливо подошел вальяжный мужчина средних лет в длинном плаще и заграничной блестящей шляпе, небрежно протянул спецпропуск.
– Артист Свободин-Красавский, для участия в праздничном представлении «Десять лет», – высокомерно произнес он бархатным голосом, не глядя на охранников.
– Кого представляете? – поинтересовался
– Штурм Зимнего дворца.
– Это я знаю… Вы лично кого?
– А-а… Министра-капиталиста Временного правительства.
– Похож, – усмехнулся чекист, возвращая спецпропуск. – Удостоверение ВСЕРАБИС покажите.
– Вам что, товарищ, спецпропуска мало? – возмутился артист.
– Значит, мало, – спокойно отозвался чекист.
Артист неохотно полез в карман за удостоверением профсоюза работников искусств. Чекист изучил его и вернул владельцу.
– Проходите, товарищ.
– С праздником вас, – улыбнулся актер, пряча удостоверение.
– И вас также, – вежливо отозвался чекист, козыряя.
Следующей была толпа молодежи во главе с парнем-спортсменом. В середине толпы неуклюже, переваливаясь с боку на бок, двигались куклы, изображавшие Муссолини, Маннергейма, Пилсудского и папу Римского. Не хватало только Чемберлена…
– Кто такие? – осведомился ГПУшник.
– Делегация передовой ленинградской молодежи. Глава делегации – Воронов Павел Иванович. – Спортсмен протянул спецпропуск.
– Что, один на всех, что ли? – удивился чекист.
– Да, кандидатуры всех согласованы с Леноблотделом ОГПУ, – с достоинством ответил Воронов.
– Ну облотдел и дает, а… – фыркнул чекист, обращаясь к соседу по цепи. – Сколько человек всего?
– Сорок.
ГПУшник с сомнением обвел взглядом толпу людей с флагами и транспарантами. Задержался на огромных куклах, переминавшихся с ноги на ногу.
– Проходите, – скомандовал чекист наконец, возвращая спецпропуск.
– Ребята, за мной! – скомандовал спортсмен. – Живее, живее, опаздываем!
Колонна с веселым гулом бросилась через площадь Урицкого на набережную. На бегу комсомольцы с интересом разглядывали высившиеся на площади декорации. Рыча, маневрировал фанерный «броневик», в сторонке курили и балагурили одетые в шинели артисты массовки. Режиссер действа раздраженно орал на кого-то в большой рупор.
Рыбак сильно налегал на весла. Волны в Неве были куда круче, чем в Мойке и Зимней канавке, да еще со стороны залива дул сильный холодный ветер. Рыжий возбужденно смеялся, глядя на мечущихся по берегу ГПУшников.
– Греби, греби, отец! Хрена они нас догонят! И стрелять боятся – ясное дело, начальство может услышать!
– Ох, говорила мне сегодня Матрена, – пробурчал себе под нос рыбак, – сиди дома, и чего тебе в этом центре надо? Не-ет, поперся…
– Молчи, отец, молчи… Мы им с тобой праздник устроим… Они у нас десятую годовщину Октября долго будут помнить…
На площади парень-спортсмен внезапно задержался взглядом на одиноком артисте массовки, одетом в форму прапорщика царской армии, который курил в сторонке от остальных и смотрел в направлении набережной. Идея, возникшая в эту минуту в голове спортсмена, была вполне безумной, но в то же время и вполне осуществимой. Почему и нет, в конце концов?.. Ведь Чемберлена надо было кому-то нести…