Взорвать «Аврору»
Шрифт:
Брюнет молча сидел на заднем сиденье. Полковник несколько раз бросал на него взгляд в зеркальце заднего вида и наконец не выдержал:
– Мы что, так и будем кататься молча? У вас, я полагаю, новости о Покровском, господин поручик?
– Так точно, господин полковник.
И это было последнее, что услышал в своей жизни полковник Шептицкий. С заднего сиденья ему нанесли стремительный и безжалостный удар шилом в шею…
Полковник откинулся назад и сделал попытку не то схватить своего противника, не то вырвать шило из раны, но вместо этого, тяжело захрипев, повалился лицом на руль. Из его горла хлынула
– Простите, Павел Дмитриевич, – тихо произнес брюнет.
Он вышел из машины и, оглянувшись, исчез в ближайшем палисаднике. Ветви за ним сомкнулись. На пустой серой улице Стендера под мелким дождем косо застыло такси с работающим мотором.
Спустя час брюнет шел по проходному двору дома, расположенного на улице Авоту. Увидев небольшой серый «Опель», возле которого курили двое неприметных парней в плащах, он подошел к автомобилю.
– Все сделано, – коротко и совсем тихо произнес брюнет по-русски.
– Без свидетелей? – так же тихо отозвался один из парней.
– Обижаете, – улыбнулся брюнет.
– Хорошо.
В этот момент второй парень коротким сильным движением ударил брюнета ножом в сердце. Тот молча рухнул на мостовую.
– Готов, – бросил парень. – Ходу, Вася.
Оба нырнули в автомобиль.
– Поехали, – сказал второй парень водителю, и серый «Опель», осторожно объехав убитого, исчез в подворотне.
Еще через двадцать пять минут все трое вышли из серого «Опеля» в Задвинье, на другом берегу Даугавы.
Поплутав немного по плохо мощеным, невзрачным улочкам предместья, парни вышли к протестантской церкви, которая высилась над железнодорожными путями станции Торнякалнс. Здесь их ждал другой «Опель», такой же модели, но зеленый. Компания погрузилась в него, и через полчаса машина, коротко посигналив, въехала в ворота дома советского полпредства на улице Антонияс.
В полпредстве парни направились к секретарю военного атташе СССР Карлису Ланге и доложили о сделанном. Ланге поблагодарил сотрудников за службу и доложил о случившемся полпреду Лоренцу.
В металлической двери с грохотом отпахнулся лючок. Глаза часового обшарили камеру. Владимир не смотрел в его сторону, но чувствовал на себе взгляд чекиста.
А потом в камеру кто-то вошел.
– Арестованный, встать! – услышал он Дашин голос.
Он сделал огромное усилие над собой, чтобы не рвануться к ней – слепо и глупо. Поднялся, не глядя на нее.
– Можете садиться.
Даша уселась на арестантскую койку спиной к двери. Сабуров поднял на нее глаза.
Было видно, как она изменилась за эти годы. Это уже не была та восемнадцатилетняя девочка, которую он так легкомысленно и жестоко оставил на заснеженном хуторе. Вглядевшись, он увидел несколько седых волос на ее виске. «Это из-за меня она пошла работать в ЧК, – внезапно с ужасом осознал Сабуров. – Боже, неужели я погубил эту чистую крестьянскую девочку, сделав из нее вот это?!»
– Думаю, вы знаете, зачем я опять пришла к вам, – произнесла Даша. И голос у нее был другой – твердый, холодный. – В ваших же интересах подробно рассказать следствию о том, как именно вы завербовали ленинградских работников искусства и комсомольцев
– Я, кажется, уже говорил вам, что массовка, изображавшая юнкеров, и отряд большевистских юношей тут ни при чем. Чистой воды случайность.
– Ах, случайность… Слушайте, Сабуров, – Дашин голос налился металлом, – не морочьте мне голову. Если бы вы знали, скольких я видела таких, как вы!..
Она сидела спиной к двери, и часовой не мог видеть рук Даши. Ее пальцы осторожно коснулись руки Владимира. Он бережно, ласково сжал их…
– Ну, значит, все-таки мало видели…
– Сабуров, вам все равно конец, это вы понимаете? – голос Даши по-прежнему был холодно-стальным, а пальцы ласкали ладонь Владимира. – Какой резон упорствовать, запираться?..
Сабуров усмехнулся.
– Вы правы, никакого… А я все-таки поупорствую немножко, можно ведь, да?..
Стоя навытяжку, Мессинг разговаривал по телефону. Его полное лицо было покрыто крупными каплями пота.
– Никак нет, товарищ Менжинский, – сдавленным голосом произнес он. – Разрешите еще раз объяснить ситуацию… Когда белобандит выхватил оружие, чтобы стрелять в вождя, наш сотрудник Карпов первым заметил его движение и тоже обнажил револьвер… Но поскольку Сабуров стоял в непосредственной близости от товарища Сталина, то у начальника охраны вождя сложилось впечатление, что Карпов – сообщник Сабурова… и собирается выстрелить первым. То есть произошла трагическая, нелепая ошибка. Там все решали доли секунды, Вячеслав Рудольфович… Никак нет, и с этим троцкистом, который угнал лодку, он никак не был связан. Чистой воды совпадение. Троцкист?.. Раскололся, конечно, дает показания…
Он выслушал ответ и, облизав пересохшие губы, кивнул:
– Слушаюсь. Карпов?.. Никак нет, он был холост. Есть обеспечить похороны по первому разряду. Всего хорошего, товарищ Менжинский.
Мессинг положил трубку, неторопливо, обстоятельно вытер платком пот с лица и, сняв трубку внутренней связи, пригласил в кабинет Дашу Скребцову.
– Ну что, товарищ Скребцова… – устало произнес он, когда девушка вошла в кабинет. – По итогам операции прямо-таки благодарность можно тебе объявить… Взяли опаснейшего белобандита Сабурова, предотвратили покушение на вождей и взрыв «Авроры», обошлись минимумом жертв, вскрыли заговор среди ленинградских комсомольцев и киношников, да еще и Балтийскую Военную Лигу обезглавили… Генерал Покровский сам к нам приехал, а полковника Шептицкого вон, – он взял со стола латвийскую газету, – его же соратнички в Риге прирезали… Так что все, можно сказать, в полном ажуре. За исключением одного момента. – Он неторопливо открыл ящик письменного стола и достал оттуда конверт. – Письма вот этого… Держи.
– Это мне? – удивленно спросила Даша. – От кого?
– А ты почитай, почитай, – кивнул Мессинг.
Когда Даша закончила читать, в глазах ее стояли слезы. Мессинг с улыбкой наблюдал за ней.
– Что ж ты так, товарищ Скребцова? – поинтересовался он добродушно. – В комсомоле семь лет как состоишь. В рядах ОГПУ – скоро как восемь. На Гражданской беляков не жалела. А тут вон что выясняется?.. Любимый у тебя – белобандит… Дочь камергера царского двора Елена Оттовна фон Фиркс в подруги тебя записала…