Взрослые дети
Шрифт:
9
Солнце медленно уходило за горизонт и с терассы открывался великолепный вид на море, в котором отражалось залитое красноватым цветом небо. Пейзаж - достойный любой открытки. Валери увлечено слушала восхищенную болтовню так называемых "поэтов" из числа ее знакомых. Видя иронию и отрешенность своей любовницы, Оливье хотел привлечь ее к разговору:
– Ты считаешь нас за идиотов? Да? В конце концов это твой дом!
Внезапная злость лешила ее остатков терпения.
– Действительно. Равным образом я держу ответ за своих любовников. Как видишь можно обладать плохим вкусом и вполне осознавать это.
Оливье так рассердился, что не смог ответить. Валери рассмеялась.
– Какой чувствительный! Ба, его всегда можно отыскать в кафе "Дезар" во время обеда... Оливье всегда останется подростком.
Презирая себя за это, Валери все же обратилась к Сильви. Очень уж хотелось произвести на окружающих впечатление разговором, который Кристоф мог бы квалифицировать как высокопарную речь.
– Обожаю Кармен... Это живо, понятно и блистательно. Это похоже на авантюру, на страстную ночь, в общем на то, о чем мы мечтаем! Вагнер, Рембрант, Бодлер, это уже другое дело... Я наскучила вам со своей "плохой" литературой. Я пресыщена, в этом все дело. И потом, существует некая вульгарность в наших занятиях, что мне иногда совсем не нравится. Сильвия зачарованно смотрела на нее...
– Ну что ты, солнышко, не смотри на меня так. Я его успокою, твоего Оливье. Что ты хочешь, такие монстры как я бывают иногда злопамятны.
Никто из друзей Валери не встал на защиту Оливье. Забавный народ! Гордиться по сути было нечем. Она должна признать, что жизнь не удалась еще от части потому, что она старалась сохранить вкус молодости, уделяя много внимания друзьям. Существование, при котором товарищи ценятся больше, чем мужья и любовники! Возможно, причиной этому является то же самое одиночество и врожденное опасение неудачи. Она снова наполнила рюмку, какую по счету? Алкоголь не мог побороть, не дававшую ей покоя ясность мышления.
Как и предполагалось Оливье находился в кафе "Дэзар", в единственном месте, где ему нравилось. Там царствовала особая атмосфера, напоминающее детство, коллеж со свойственным ему запахом ярмарочных дней. Валери оценила полностью отсутствующую жадность его хозяев. В чем-то они походили на чету Женевьев... Она проскользнула на кухню, ощутила запах стоящих на огне кастрюль, и радуясь этой простоте, вновь почувствовала себя счастливой. Чувство вскоре прошло. Оливье наблюдал за Валери. Сжалившись, она погладила его по щеке. Он что-то проворчал, из-за шума она не смогла расслышать, видимо это было ругательство. От принятия большой дозы алкоголя, Оливье стал невыносимым. Все больше и больше он ненавидел их всех, хотя и старался побороть в себе эти чувства, но та снисходительность, с которой принимали его экстравагантную болтовню, повышала агресивность. Отличалось лишь только одно... Какое-то время ироничная и равнодушная Валери придавала ему храбрость.
Вечер следовал своим обычным чередом. Ночные бары сменяли один другого. Оливье танцевал с Сильви, надеясь заставить Валери ревновать. Та с любопытством наблюдала, как напрасно Сильви теряет время. Крошка пыталась приструнить Оливье.
– Перестань пить.
– Почему?
– Ты показываешь себя со смешной стороны. Прежде ты был не такой.
– Это правда. Раньше я не любил Валери. Ты тоже хороша. Я мог бы полюбить тебя! Только... Ты ничего не понимаешь. Бедняжка! Посмотри на меня лучше: я твой будущий портрет. Я пьян, отвратителен. Ты можешь еще сбежать, но нет: ты из отряда бабочек, как и я... Ты думаешь, что я заговариваюсь! Отнють... Я был очень тщеславным и храбрым молодым человеком. Затем у меня появилась Валери... и затем я считал, что могу воспользоваться ей чтобы... Глупец! Это она воспользовалась мной; она, ее муж и их друзья сделали меня взрослым ребенком! Не надо советов, золотце! Я пытался разобраться, и сейчас пью, потому что понял. Валери мстит за свою собственную неудачу, она ненавидит меня!
Сильви пыталась остановить Оливье. Сильви желала спасти его от Валери, но сомнения заставляли ее колебаться... Валери была для нее чем-то вроде модели... Оливье, возможно, придумал всю эту историю... Сметение, испытываемое Сильви, забирало у нее остатки здравого смысла.
Таким образом Валери проводила каждый вечер, наблюдая за знакомыми, в которых, впрочем, нуждалась. С каждым днем она все больше и больше презирала себя. Алкоголь не вызывал обычной эйфории. Напротив, она опьяняла себя ясным взглядом на вещи, Кристоф не подавал никаких вестей,
– Почему, дорогая, почему? Посмотри, что ты сделала со мной?
– Мой бедный котик! Я не виновата! Мы оба такие. Тебе также везет на неудачи. У тебя есть то, что ты хочешь. Тебя знают и считают своим в одной из самых модных компаний, ты ни в чем не нуждаешься!.. Замолчи, ты не любишь меня. Ты любишь только то, что походит на тебя и сейчас мне удалось почти сравняться с тобой в абсурде. Только я остаюсь стыдливой женщиной, поэтому это не так заметно... Вот и все...
– Ты лжешь, чтобы успокоить меня... нет, нет, ты лжешь для того, чтобы я стал беззащитен. Ты жестокая. Ты ненавидешь меня!
– Нет, я ненавижу только одного человека: Себя!
Иногда Оливье был с ней близок. Получалось плохо, сказывалось выпитое вино; иногда он забывался у себя в комнате; иногда, ждал, когда она заснет и шел искать спасение у Сильви.
10
Кристоф посетил Натали в Довилле. Они встретились во время уик-енда. Ни тот не другая не вызывали ни малейшего намека на Валери. Натали старалась заставить его забыть заботы рабочей недели и из-за боязни досадить не осмеливалась вспоминать о свадьбе. Она понимала, что он считает важной эту немного смешливую формальность, и предпочитала временно не упоминать об их решении. Лучше молчание, чем риск потерять последнюю надежду. Она слишком любила Кристофа, чтобы не заметить его отчаянной борьбы против пессимизма; однако понимала все меньше и меньше очевидное стремление своего любимого к одинокому существованию. Он становился похож на мизонтропа. Когда она указывала на его меланхолию, Кристоф говорил, что стареет, жаловался на возрастающую ответственность в служебных делах. Чуть насмешливо, Натали улыбалась. В сорок лет, временами, Кристоф походил просто на ребенка. Убедив себя в том, что он не из тех, кто сможет жить один, Натали вновь обрела надежду увидеть его лишенным губительного эгоцентризма. Природное равновесие, в котором она прибывала, не давало понять уродливость некоторых вещей, а ревность входила в число тех понятий, которые она считала разрушительными. Конечно, ее немного волновала Валери... Ведь она воплощала для Кристофа прошлое, молодость, что есть все то, от чего тот отказался, чтобы вручить Натали свою долгожданную свободу. Но и таким образом... Валери остается недосягаемой мечтой. Натали почувствовала себя необходимой для ее карьеры, для ее ежедневных усилий. Законы общества запрещали ей приближаться к Валери; такая перемена ролей была бы очень комичной. Несмотря на это, Натали уже наделила себя всеми качествами замужней дамы и признавала за другой непреодолимое очарование любовницы. Их невозможная дружба пришлась бы не по вкусу Кристофу! Отвлеченная на минуту необычным ходом мысли, Натали вновь впала в меланхолию... Черт возьми, какая скука, этот Довилль!
Кристоф любил Париж летом. Валери в Сен-Тропезе, Натали в Довилле, он наслаждался холостятской жизнью. У него было меньше работы, чем он смел утверждать и поэтому ничего не могло помешать навещать по очереди обеих женщин. Итак, Кристоф остался на лето в Париже, и незначительные детали, предоставленные свободой, обостряли удовольствие, которым он не переставал упиваться. Если раньше у него существовало правило вставать первым, считать дурным тоном появляться в небрежном виде перед женой, по привычке он продолжал пользоваться этим правилом перед любовницей, то сейчас же все изменилось. Кристоф допоздна валялся в постели, здесь же пил кофе и листал журналы. Никто не укорял за разбросанные крошки, запах крепкого табака и пролитый кофе. Затем он включал радио и шел в душ, где с наслаждением мылся в наполненной до краев ванне, не обращая внимание на разлитую воду, короче говоря, чувствовал себя полным хозяином. Поразмыслив о подобных деталях, он почувствовал себя несправедливым к Валери, так как она никогда его ни в чем не укоряла. Несмотря на это Кристоф считал обязанным вести себя так, а не иначе в присутствии жены. Разумеется, это следствие буржуазного воспитания.