Взрыв на рассвете. Тихий городок. Наш верх, пластун

Серба Андрей Иванович

Юзеф улыбнулся.

— Но правильный выбор союзника, пан майор, свидетельствует как раз о мудрости и дальновидности того или иного правительства. И наоборот… Это же относится и к поведению каждого из нас. Например, стоит вам сейчас верно оценить положение в стране и…

— Поручник, не надо пропаганды, — резко оборвал Юзефа Хлобуч, — вы не на митинге. Давайте сразу договоримся так: мы задаем вопросы — вы отвечаете… Коротко, только по существу дела, без своих выводов и комментариев. Вы готовы к такому разговору?

— Да.

— Панове, прошу задавать вопросы, — обратился Хлобуч к своим спутникам. — И, прохаю маткой бозкой, не надо политики… никакой политики. — Он страдальчески скривил лицо. — Поймите, она делается не нами и совсем не в этом лесу. Давайте говорить

о том, что касается непосредственно нас. Начинайте, панове.

Третий офицер, не проронивший до сих пор ни слова, сделал шаг к Юзефу.

— Разрешите начать мне, гражданин поручник. Как я понимаю, Польша имеет сейчас два правительства: «лондонское» и «люблинское». Каждое из них располагает своими союзниками и друзьями, собственной армией, опирается на определенные общественные силы внутри страны. Сегодня сильнее вы, люблинцы.

Стараясь убедительнее подтвердить этот вывод, аковец поставил риторический вопрос:

— Почему? Вы — в Польше, ваша партия едина и дисциплинирована, за вашей спиной победоносная русская армия. Под ее защитой вы можете привлекать на свою сторону колеблющихся, проводить мобилизацию в Войско Польское, а также воздействовать на политических противников не только словом… Ваши соперники в Лондоне не имеют единой идейной платформы, армия Андерса в Италии, воздействие пропаганды из Англии на население страны гораздо слабее, чем ваше… Ho так, — он вскинул руку вверх, — будет не вечно. Войне придет конец, Англия и Америка перестанут нуждаться в военной мощи России и займут в вопросе о Польше жесткую позицию. Надеюсь, вы согласитесь со мной, что в планы Запада никак не входит большевизация Польши? Тогда свое слово о судьбе страны скажет польский народ. На чем основана уверенность, что он остановит свой выбор на вас, теперешних люблинцах?

Удлиненное лицо, волевой подбородок, рыжеватые ухоженные усы. Взгляд холоден, голос звучит без всякого выражения, на одной ноте. Мундир ладно подогнан, на левой стороне груди орденская планка. Судя по портрету, это начальник штаба бригады капитан Вильк… Кадровый военный, в сентябре 1939 года он со своей ротой до последней возможности защищал Варшаву. Был ранен, скрывался от немцев, смог перебраться в Англию. В 1941–1942 годах в составе польской Карпатской бригады сражался против итало–германских войск в Северной Африке. Награжден польским крестом и двумя медалями, а также английским и австралийским орденами. В боях под Тобруком тяжело ранен, лечился в Англии. По личной просьбе нелегально заброшен в Польшу, командовал вначале батальоном Армии Крайовой, затем назначен начальником штаба бригады… Службист, отличный тактик, лично храбр, в бригаде пользуется непререкаемым авторитетом. Необщителен, друзей не имеет, политическая платформа не ясна. Темная лошадка… Да и вопрос не так прост, как может показаться на первый взгляд.

Юзеф выжидающе посмотрел на командира бригады.

— Можно отвечать? Или пан майор усматривает в вопросе политику?

— Здесь нет политики, поручник. Пан капитан хочет узнать, каким видите послевоенное будущее Польши вы, коммунисты. Его нисколько не интересуют ваши партийные лозунги и декларации. Ответьте, во имя чего вы, коммунисты, готовы перевернуть в стране все вверх дном? Объясните это сжато и ясно, как положено офицеру.

— Какой хотят видеть послевоенную Польшу коммунисты? — переспросил Юзеф. — Сильной, независимой, счастливой… Однако такую же Польшу обещают полякам и паны–министры из «лондонского» правительства. Точно о такой Польше вещали и те, кто привел страну к позору тридцать девятого года. Поэтому я лучше скажу, какой мы не хотим видеть новую Польшу…

Юзеф перевел дыхание, набрал побольше в легкие воздуха и заговорил. Громко, отчетливо, делая короткие паузы после каждой фразы.

— Мы не хотим, чтобы новая Польша, пресмыкаясь перед Францией и Англией, враждовала, как прежде, со всеми своими соседями: Советским Союзом и Германией, Чехословакией и Литвой. Польша — неотъемлемая часть славянства, и нашими союзниками будут могучий Советский Союз и дружественная нам Чехословакия. Мы против санационной Польши,

в которой каждый третий не был поляком, каждый четвертый был неграмотен и из которой ежегодно эмигрировало двести тысяч крестьян. Мы за Польшу, жизнь в которой будет основана на принципах демократической конституции 1921 года, и решительно отвергаем полуфашистскую санационную конституцию 1935 года. Мы…

— Вы уже ответили, поручник, — остановил Юзефа командир бригады. — Довольно об этом.

— Нет, пан майор, не довольно.

Голос принадлежал одному из двух людей в штатском, что стояли чуть в стороне от офицеров. Юзеф, пользуясь возможностью, внимательно оглядел заговорившего. Длинный дождевик, высокие хромовые сапоги, охотничья шляпа с пером… Бледное лицо, тонкий нос с горбинкой, тяжелый подбородок, разделенный надвое ямочкой… Глаза умные, цепкие, в голосе чувствуется едва сдерживаемое раздражение. Этого человека поручник не знал, но его присутствие на встрече свидетельствовало, что власть незнакомца среди местных аковцев была весьма значительной.

— Пан коммунист нарисовал привлекательную картину того, чего его рабочая партия не желает повторять из прошлого, — продолжал между тем человек в шляпе с пером. — Особенно заманчивым выглядит стремление «люблинского» правительства присоединиться к выдвинутому в 1943 году Бенешем и поддержанному Сталиным славянскому «Трипаритетному союзу» в составе СССР, Чехословакии и Польши. Как хорошо звучит его цель… — Человеке шляпе прикрыл глаза и с издевкой начал цитировать: — «Дружба и солидарность славянских народов должны стать важным творческим фактором в формировании политических отношений в Европе, реальной гарантией и одним из существеннейших факторов коллективной безопасности». Может, пан коммунист объяснит, чем намерена Польша заслужить «дружбу» своих славянских соседей? Уж не тем ли, что уступит их территориальным притязаниям и отдаст им спорные восточные и карпатские земли? Впрочем, ваше «люблинское» правительство уже приступило к распродаже Польши. Где наши стародавние Кресы всходни? [9] Зато как красиво рассуждаете о сильной и независимой послевоенной Польше. Так можно ли верить после этого вашим словам, пан коммунист?

9

Кресы всходни — официальное название в довоенной Польше западных областей Украины и Белоруссии.

Человек в шляпе с пером замолчал, и Юзеф почти физически ощутил тревожное ожидание, воцарившееся на поляне.

— Пан говорит, что «люблинское» правительство приступило к распродаже Польши? Как я понимаю, пан шутит… Ни для кого не секрет, что новая граница на востоке проходит по линии, утвержденной еще в 1919 году Верховным Советом Антанты, и была установлена английским министром иностранных дел лордом Керзоном, а не Радой Народовой или правительством СССР. Причем в спорных случаях советская сторона идет навстречу Польше и делает уступки в ее пользу. Например, СССР передал нам Белостокскую область, Пшемышль, ряд районов Львовской области, которые по праву должны принадлежать ему. Так что ваша шутка оказалась явно неудачной, пан, — с иронией закончил Юзеф.

Лицо человека в шляпе с пером побелело еще больше.

— А известно ли пану коммунисту, что согласно линии Керзона Польша лишается Дрогобычской нефти? Или ему на это наплевать? — тотчас спросил он.

— А знает ли пан, что Рада Народова уже обратилась к Советскому правительству с просьбой произвести обмен частями государственной территории? И что Украинская республика не возражает в передаче Польше после окончания войны некоторых нефтеносных районов Дрогобычской области в обмен на равные по площади земли Люблинского воеводства? [10]

10

Указанный обмен был произведен. Население этих районов было «взаимно отселено».