Взвод, приготовиться к атаке!.. Лейтенанты Великой Отечественной. 1941-1945
Шрифт:
Первую группу комиссар поручил мне. Она состояла на две трети из моего взвода. Первая группа – группа прорыва. Мы должны были пойти первыми, прорвать брешь. Следом за нами – остальные. С ними шел комиссар Шляпников. Во второй группе собрали всех раненых и ослабевших.
Мы выступили. Ночь на исходе. Туман. Тишина. Я приказал всем двигаться тихо. Ни выстрела, ни звука. И вдруг – топот лошадей. Было такое впечатление, что нас лавой атакует кавалерия. Я испугался, хотел уже подать команду открыть огонь. А старший сержант, командир одного из отделений, и говорит мне:
– Не бойтесь, товарищ лейтенант, это не немцы. Лошади
И мы пошли дальше. Так же тихо и скрытно. Своих лошадей мы вели в поводу. Повозки побросали. Куда в лес с повозками?
Идем мы в тумане. А кони учуяли, видать, нас и отвернули в сторону, к дальней опушке понеслись. И оттуда, с опушки, по ним резанули немецкие пулеметы. Я их частый бой хорошо узнавал. Видно, они тоже испугались, что их атакует кавалерия. Мы сразу определили их пулеметы и окопы стрелков. Взяли левее и так, стороной, прошли. Трассы шли густым потоком. Так мы вдоль этого жуткого потока и шли в тумане. Он и был нашим ориентиром. Вскоре стрельба осталась позади. Вышли. А сами не знаем, куда попали.
Рассвело. Туман опал. Оказались мы на высотке, в березняке. Впереди, километрах в двух, виднелась деревушка. Я посмотрел в бинокль: в деревне немцы. Что делать? Везде они!
День пролежали в березняке. В сумерках переправились через речку. Речка не особо большая, но вода-то – холодная. А уже октябрь. Захолодало. Моста искать не стали, чтобы не набрести опять на немцев. Полезли так. Перешли по грудь в воде. Вышли на другой берег, отряхнулись, как куры, – одежду выжимать некогда! – и пошли дальше. Шли всю ночь. Утром вышли к какому-то населенному пункту. Оказалось, что это не простой населенный пункт, а районный центр. Немцев в нем еще не было. Так, думаю, значит, все же вышли.
Я зашел в крайний дом, спросил, чем бы покормить бойцов. Вторые сутки не ели. Хозяин мне подсказал, что неподалеку находится пекарня. Я взял с собой троих бойцов. Пошли. Пекарня работала. На стеллажах полно хлеба! Мы зашли и от хлебного духа прямо одурели. Подошел пожилой мужчина, представился заведующим. А по нашему виду он уже понял, кто мы такие. Мы тут были уже не первые. Выслушал он меня и сказал:
– Берите хлеб. Кроме хлеба, ничего нет. Берите столько, сколько сможете унести.
В райцентре, кроме нас, находилось много наших войск. Если бы всех собрать, то полк набрался бы. Но все – в состоянии движения. Все куда-то спешили. Все – из разных частей. Не чувствовалось, что тут есть единое командование, что командиры готовят людей к активной обороне. Бойцы, целыми ротами, шли без командиров. Вели их сержанты или старшины. А командиры шли обособленными группами.
Мы поели. Насмотрелись на эти толпы. Пошли искать своих. Надо ж кому-то доложить, что вышли. И вскоре – представьте себе! – нашли штаб своего полка! Снова нам повезло.
А комиссар Шляпников со своей группой не пробился. Когда с опушки начали бить пулеметы, они, видать, решили, что мы попали под огонь, и повернули назад. Немцы обнаружили их, погнали назад, в лес. Потом я узнал, что Шляпников на оккупированной территории организовал партизанский отряд и отважно сражался. Комиссар есть комиссар.
Пришел я в штаб. Узнаю: командир полка убит, начальник штаба убит. Командир роты связи старший лейтенант
– А мы думали, что вы все погибли. Бой у вас был. Мы слышали. Мы тоже, – говорит, – напоролись. Батю убило. Наповал. Пулей, прямо в висок, когда пошли на прорыв. Батя впереди шел, из пистолета стрелял.
А у нас ни одного человека не потеряно. И бой приняли, и среди немецких застав скитались, но никого не потеряли.
Вскоре вызывает меня новый комполка: так, мол, и так, младших командиров много выбило, назначаем вас командиром стрелковой роты. Я – что? Отвечаю: слушаюсь. Только, говорю, мой взвод при мне оставьте, бывалые ребята, я с ними в бою был. Ладно, говорит комполка. И взвод мой оставили в моей роте. Все равно весь полк, все батальоны и роты переформировывать пришлось. Многих ведь потеряли. Кто погиб, кто в плен попал, кто в лесу еще скитался, не вышел. Со сборного пункта нам присылали партии вышедших из окружения. Ими и пополняли взводы и роты.
Полк вскоре поставили в оборону. Оборонялись мы тогда километрах в восьмидесяти от Вязьмы, на реке Воре. Там, на Воре, деревушка Дурнево. Или Дурино. За эту деревню мы и дрались. То немцы у нас ее отнимут, то мы опять ворвемся и начинаем их из построек, которые еще не догорели, выбивать.
Однажды ночью в очередной раз пошли в атаку. Атаковали ту самую деревню. Накануне немцы у нас ее отбили. Встали. Идем. И тут на нас обрушился такой шквал огня, что мы, помню, бежали вперед, чтобы миновать поскорее эту полосу, и молились. И вот перебежали линию огня. Добежали до их траншеи, кинулись на них. Взяли мы ту деревню. Дурнево или Дурино. Погнали немцев дальше. За деревней меня ранило.
После госпиталя снова командовал ротой. Потом перевели в связь. Тоже все время на передке. Но уже полегче, чем в пехоте. Пехоте я всегда сочувствовал. Всегда, когда наводил со своей ротой связь, старался хоть чем-то, но облегчить их участь. Особенно командиров взводов, лейтенантов. Их ведь чаще всего выбивало. Вот подойдет свежая рота, в бой пошла. После боя одного-двух лейтенантов уже нет, на плащ-палатках к общей ямке понесли…
И в окружение больше не попадал. Бог миловал. В окружении ведь что хуже всего. Что губит. Неразбериха. Паника. Народу вроде и много, и оружие есть. А все мечутся, у всех глаза навыкат, и толку нет. Немец цепью подойдет и начинает всех полосовать. И бежит батальон или весь полк. А немцев, может, взвод всего подошел. Но с пулеметами, с минометами. С усилением. С предварительной разведкой. С налаженной связью.
Неразбериха царила и в тылу. Такая же паника, а то и похуже. Страх всюду проникал. Немец еще далеко, а его уже боялись.
Вспоминается такой случай. Это когда мы вышли из-под Вязьмы и стояли уже в райцентре, на переформировке. Вместе с нами шли артиллеристы, весь расчет 45-мм орудия. Всегда вместе держались. Командовал ими сержант, уже в годах. Они его слушались беспрекословно, по имени-отчеству звали.
Прибились они к нам возле той деревни, где мы немцев увидели. Вместе потом через реку переходили и дальше шли. Сержант спросил, можно ли его расчету вместе с нами идти? Я сказал, что можно. У них и оружие было, карабины. Чего ж, думаю, не взять, в случае чего и обороняться есть чем.