Взять своё
Шрифт:
Конечно, он еще многое мог бы добавить… И, что им еще не доводилось видеть столь яростного обстрела наступающего войска из метательных орудий. Да, с приграничных крепостей Ольстера по ним тоже стреляли нехилыми валунами, но это было лишь несколько выстрелов в час, а то и в сутки. Здесь же, было такое чувство, что с неба на шагавший строй легионеров обрушился дождь из неподъемных каменюк… И, что они еще не встречали в таком количестве хитро устроенных ям-ловушек, на колья в которых солдаты накалывались словно куропатки на шампура умелого повара… И, что никто из них и в глаза ранее не видел странной колючей железной веревки, которая словно паутина гигантского паука окутала подступы к сторожевой стене и башням. Сделанная из драгоценного черного железа, она не поддавалась металлу их мечей и топоров. И до сих пор еще от стены доносились стоны
— А, знаешь, сотник, а ведь это нам надо было, — проговорив это, Чагарэ в задумчивости отхлебнул из медного кубка вина. — Да, да… Нам нужно было дать так по зубам, чтобы мы забыли о своей усталости после этого проклятого перехода, об пробирающем до костей холоде, о чертовой набившей оскомину солонине! Легионеры должны забыть о том, как они воевали до этого. Мы должны понять, что здесь не прогулка, когда города и крепости открывают ворота без боя, а девки сами раздвигают ноги, — он вновь присосался к кубку, но вина там почти не осталось; Чагарэ почти без усилий сжал его и бросил под ноги. — Здесь начинается настоящая война, победа в которой сделает нас еще сильнее…
Проговорив эту тираду, он с яростью дернул рукой, но тут же скривился от боли. Рана в плече вновь напомнила о себе.
— Заболтался я… Ты все приготовил к новому штурму? — вдруг, спросил Чагарэ, давай понять, что время разговоров закончилось. — А, Квин?
Тот неуловимо подтянулся.
— Все готово, господин, — начал докладывать Квин. — Новые лестницы уже срублены. Пришлось их делать толще, иначе дерево не выдерживает веса легионеров. Все лучников я поставил напротив левой башни, как вы и говорили. Нашему вепрю (таран) уже сладили толстую крышу. Теперь его щетину на загривке не пробьют и эти камни, — он кивнул на один из валунов, обтесанная верхушка которого выглядывала из грязи прямо возле них. — Они уже давно не швыряют свои камни, да и стрелометы на башнях молчат. Похоже запасов больше нет… Может бросить на стены и резервы, — Квинт намекал на почти пять сотен свежих легионеров, которых предусмотрительный тысячник держал подле себя. — Тогда мы их точно раздавим. На стенах и в башнях их не более двадцати десятков. И если вскроем ворота, то сможем ударить со всех сторон — и в лоб и сверху…
Тысячник ответил не сразу. Его лицо, обтянутое темной словно дубленной кожей, смотрело в сторону видневшихся на горизонте башен. Эти каменный колонны в лучах восходящего солнца казались настоящими монстрами, надежно перекрывающими вход в долину клана. Под стать им были и зубчатые многометровые стены, взобраться на которые будет непросто.
— Первыми на стены бросим гномов. Хватит этим дармоедам прятаться за спинами моих людей, — наконец, Чагарэ заговорил, продолжая внимательно изучать стену и поле перед нею. — Вместе с ними пошлешь и тех, кто бросил своих товарищей при первом штурме…, — Квин, скрипя зубами, опустил голову; он прекрасно понимал, что и его можно смело записывать в это число. — Легион никогда не бросает своих на боле боя, а я до сих пор слышу стоны моих легионеров на этих колючках. Ты понимаешь? — вновь начал заводиться Чагарэ. — Собери их всех и пусть своей кровью докажут, что достойны называться бессмертными алой тысячи Великого Шамора! И еще… те, кто полезут на стены первыми пусть снимают все лишнее железо. Наручи, наколенники, набедренники, набрюшник — все прочь. Глядишь, налегке, так и взберутся на стену, а там помогай им боги — Квин тяжело вздохнул, прекрасно понимая, снимая часть защитных доспехов он отнюдь не повышает дух штурмующих. — Понял? Да, не криви рожу-то. Ты знаешь, не хуже меня, что крепость надо брать
Сотник кивнул.
— И вот еще что сотник…, — Чагарэ вдруг вновь заговорил, придерживая Квина. — Ты ничего не чувствуешь эдакого? — в усталых глазах тысячника мелькнуло что-то странное и немного безумное; правда это сразу же исчезло. — Хм… Своими глазами видел, как к лесу по полю бежали какие-то хорьки. С добрый десяток. По грязи, снегу… За ними лисы. Облезлые, худые и какие-то обреченные…, — Чагарэ говорил все тише и тише, будто забыв про своего собеседника. — И все эти дни ком какой-то в груди стоит. Пытаюсь его вытолкнуть, а он не в какую, — он повернул голову к сотнику и после недолгого молчания кивнул ему головой. — Иди.
Меся грязь и снег своими прохудившийся сапогами, Квин и думать забыл об этом непонятном разговоре. Его больше занимал предстоящий штурм. Он совсем не обольщался по поводу судьбы нового штурма. Сейчас, когда все уловки защитников были хорошо известны и никаких новых сюрпризов не ожидалось, падение крепости было всего лишь делом времени… И, конечно, новых жертв.
— А, недомерки явно не в духе, — пробормотал он, подходя к их лагерю и замечая в нем странное бурление. — Значит, не нас одних сегодня пощипало.
Гномов, державшихся в стороне от шаморцев, действительно, лихорадило. Все они, и даже те, кому в первом штурме пустили кровь, стояли в плотном медленно движущемся кругу и внимательно за чем-то следили.
Едва же Квин сделал несколько шагов, чтобы рассмотреть что это там такое в центре твориться, как на его пути встала коренастая фигура с угрюмым лицом, недвусмысленно поигрывающая массивной секирой в руках.
— Что ты здесь вынюхиваешь, гаер? — при этих словах гном с наглой гримасой сплюнул в грязь. — Тебе здесь не место, — сотник побагровел, молча проглатывая оскорбление; слово «гаер» у подгорного народа означало не просто чужой или другой, а что-то вроде выродка, и Квин прекрасно знал второе значение этого слова. — …
— Мне нужен старший, — ну не поворачивался у Квина язык назвать посланника владыки Кровольда титулом благородного, принятого в Шаморе. — Послание от тысячника.
Наглый гном засунул пальцы в бородищу и с наслаждением начал начесывать спутанные колтуны сальных волос, не торопясь отвечать.
— Мастер войны еще утром ушел к предкам, — наконец, соизволил ответить гном, оставив в покое свою бороду. — И лишь круг равных сможет выбрать достойного вести в бой дружины подгорных кланов… Так, что жди, человек.
Произнеся это, он тут же присоединился к остальным, влившись в медленно движущийся круг из гномов.
Заинтригованный Квин, решив не отставать, подошел ближе к столпившимся гномам. Он нашел небольшой возвышение, откуда с высоты его роста было прекрасно видно, что происходит внутри круга.
… А там, друг против друга медленно кружили двое гномов, настороженно ловивших движение друг друга.
— Ты посмеешь пойти против хранителя? — с угрозой шипел первый — худой гном с едва пробивавшейся бородой, облаченный в развевающийся на ветру темный мешковатый балахон с откинутым назад капюшоном. — Видно, Хольвур, тебе окончательно отбили голову и все, что в ней было, — хранитель медленно обходил своего противника, скрывая руки в разрезах балахона. — Опомнись, и отступи. Воля хранителей должна быть исполнена. Отступники должны быть наказаны.
Второй же являл собой полнейшую противоположность своему сухопарому и молодому противнику. Это был зрелый кряжистый воин, своей осанкой напомнивший Квину ветеранов легиона, отслуживших два, а то и три срока в строю. Он был широк в плечах, очень массивен, особенно за счет внушительно по размерам нагрудника. И двигался он соответственно — расчетливо, экономно, словно собираясь закончить этот спор всего лишь одним ударом своего боевого молота.
— Ты слишком много на себя берешь, хранитель, — усмехнулся воин, скаля в ухмылке щербатый рот. — Воля хранителей мне не указ. Перед лицом Подгорных богов равны все кланы…, — он остановился и оглядел круг равным, встречая одобрительные взгляды. — И как гласит Великая книга памяти… В круге равных нет лжи. И каждый, кто в нем солжет, будет отвечать перед всем Подгорным народом… Надеюсь, это ты не забыл?