Взять своё
Шрифт:
И вот уже перед просветлевшим лицом Крэгвулом начал свой рассказ один из рыцарей.
— Его Величество, скакал сразу же за моей спиной, — гвардеец из первого десятка, мощный детина, доспехи которого еще больше усиливали это впечатление, поклонился канцлеру. — До главного лагеря шаморцев мы держались вместе. А при штурме ворот, когда по нам ударили самострелы, меня выбило из седла, — он с ухмылкой кивнул на глубокую вмятину на боку своего панциря. — Хвала Богам эти доспехи из черного железа! Если бы это была наши старые железяки то меня бы насадило на вертел, как жареную пичугу из таверны…, — Крэгвул недовольно дернул головой, приказывая пропустить ненужные
Вот тут уже канцлер тяжело вздохнул. Похоже, все складывается самым наихудшим из всех возможных способов. «Благие Боги, теперь все псу под хвост! — Крэгвул опустил глаза на холку жеребца, словно в волосах его густой гривы могло бы найтись решение. — А так все начиналось… Мы вскрыли заговор, развязали языки предателям и подсунули шаморцам обманку. В крепость всеми правдами и неправдами смогли тайно затащить четыре сотни катафрактов. И нам даже удалось смешать с грязью передовые отряды, что хотели с помощью предателей проникнуть за стены крепости…, — старик медленно поднял голову и невидящим взглядом уставился куда-то вдаль; ощущение полной опустошенности нахлынуло на него подобно внезапно начавшемуся ливню. — А потом началось… В лагере шаморцем мы наткнулись на самострелы. Сколько их там было теперь уже не важно. Главное, что им удалось сбить первый и самый мощный порыв удара кавалерии. Потом уже смогла подтянуться и основная масса легионеров… Не удался и удар по лагерю с внешней стороны теми силами, которые прятались в окрестных лесах. Всадники завязли в укреплениях. Быстро разобрать их не удалось…, — он продолжал молчать, как и окружавшие его гвардейцы; лишь тяжелые мысли в голове ни как не давали ему покоя. — А теперь еще и это! Видно, Ольстер чем-то сильно прогневил Богов, — он вновь тяжело вздохнул. — …».
— Мой мальчик, иди пока к костру. Негоже тебе мерзнуть здесь, — мальчик, конечно понимал, что происходит что-то нехорошее, но желание сбросить тяжелые доспехи и погреться было сильнее него; он слез с коня и убежал к ближайшему костру. — С сегодняшнего дня, — канцлер печатал каждое слово, вкладывая него всю силу и мощь своего глубокого тяжелого голоса; в его поднятой руке сверкнула золотом королевская печать с фигурным гербом Ольстера — древний знак власти в королевстве, наряду с короной. — Рядом с… наследником и будущим королем должно неотлучно находиться двадцать лучших рыцарей, — он буравил взглядом стоявших вокруг него всадников. — До возвращения его величества короля Роланда или до восшествия на престол короля Лекона, опекуном наследника буду я, — золотая печать вновь внушительно сверкнула в лучах солнца.
Двое дюжих легионеров с развевающимся на ветру черными плащами выволокли из шатра командующего безвольную фигуру и тут же, повалив ее на землю, сломали позвоночник. Так же совершенно буднично, без всяких эмоций, они подхватили хрипящее, с пеной у рта, тело и поволокли его к небольшому оврагу в отдалении, где и бросили.
— Сегодня будет чем полакомиться этим тварям, — угрюмо пробормотал один из легионеров, кивая на стоявших в отдалении невысоких четвероногих лохматых животных; те с жадным блеском в глазах следили за каждым их движением, ожидая когда они уберутся восвояси. — Поди еще ни разу потроха сотников не пробовали… Пошли.
Едва легионеры отошли от оврага, как бродячие собаки начали медленно обходить овраг, постепенно спускаясь все глубже и глубже — туда, где шевелились с хрустом, хрипом и стонами с десяток тел.
Они даже
— Где эти трусливые гиены? — не оборачиваясь, бросил он назад, где стояли его тысячники. — А…, — его взгляд, только что шаривший по сторонам, наконец застыл. — …
Несколько неровных шеренг из уцелевших легионеров, которые должны были ворваться в город первыми, вытянулись в нескольких сотнях метров от шатра.
— За мной, — с шипением выдохнул он воздух и быстро пошел, переваливаясь с ноги на ногу. — …
Старика просто разрывает от переполнявшего бешенства. Об этом говорили и тяжелое дыхание, то и дело прерывающееся невнятным бормотанием; и хватание рукоятки меча скрюченными пальцами правой руки.
Случившееся ночью стало для опытного полководца не просто неприятным щелчком по носу, а полноценным ударом в челюсть со всеми сопутствующими этому… брызгами крови и слюны, сломанными зубами и т. д. Еще сутки назад он был уверен, что именно этой ночью столица королевства со всеми ее запасами и королевским наследников сама упадет к нему в руки, как перезрелое яблоко. Отражением этой уверенности стала даже подготовка повозок для будущих трофеев, самые богатые из которых должны были пойти в том числе и в его карман.
— Свинной помет…, — вырывался через гнилые зубы невнятный шепот. — …
Другим источников этой злобы стала не столь давно пришедшая к нему горькая мысль о том, что ему начало отказывать его знаменитое сопровождавшее его десятками лет чутье. Именно за это мистическое знание своего будущего противника, его ходов, Сульдэ и был прозван Старым Лисом… Сейчас же он все чаще стал себя ловить на том, что не может предугадать действия своего врага. «Неужели так выглядит Старость? — еще одна предательская мыслишка закралась к нему в голову. — Нет… Не может быть».
— Господин, господин, — голос одного из тысячников вырвал из задумчивости шагавшего полководца. — Вот они.
Жалкие остатки штурмовых групп, собранных со многих турий, молча стояли перед ними. После внезапного кавалерийского удара их уцелело не более половины от первоначального состава. А среди оставшихся в живых почти все были ранены.
Сульдэ медленно шел перед строем, задумчиво смотря куда-то вдаль. Думал ли он в эти мгновения о стоявших в нескольких шагах легионерах? Нет! Судьба их была предрешена уже в тот момент, когда первые из них, не выдержав стремительного удара тяжелой кавалерии Ольстера, побежали к лагерю. Кодекс Легиона однозначно определял их будущее — Смерть и только смерть! Вопрос был лишь в том, все они или лишь их часть ляжет в землю…
— Децима, — наконец, негромко выдал Сульдэ, останавливаясь перед бледным как мел легионером. — Децима, — вновь уже громче повторил он, и не оборачиваясь пошел в сторону крепости. — …
Децима! Приговором прозвучало слово. Каждый десятый из стоявших должен был умереть!
Сразу же, едва командующий отвернулся, к шеренге подскочили его телохранители. Сыпя ругательствами и оскорблениями, они резво стали вытаскивать из строя каждого десятого солдата.
— Быстрее, сын ишака! Что встал как каменный? — на разные голоса орали они, кидая на колени тех, на кого пал жребий. — Ноги отнялись?