Взыскующие града. Хроника русской религиозно-философской и общественной жизни первой четверти ХХ века в письмах и дневниках современников
Шрифт:
Я понял Вас так, что Челпанову напишите Вы лично, хотя я и упомяну ему о Вашем согласии. Его адрес сейчас: Крым, Алупка, Симеиз, дача Субботина (не знаю докуда).
Относительно Толстовского сборника с Вами вполне согласен, иначе мы не можем поступить, как отложить срок выхода сборника. Я сам примусь за статью лишь в Москве. Зеньковский, на которого я-таки насел, обещал написать. Аскольдову я написал уже. Статья Трубецкого уже есть, — доклад в РФО. От Волжского еще жду. Вообще все очень затягивается, например, печатание книги Зейпеля[270] стоит из-за задержек с редактированием переводов с латинского и греческого, возложенным на Павла Александровича. Бердяев тоже, повидимому задерживает. Кажется, он вообще тяжело себя чувствует по внешним,
Я совершенно принимаю Вашу редакцию еррата, и об этом не думаю, конечно, никаких объяснений или извинений быть не должно. Проверка же остального, о которой я писал, есть Ваше личное дело и, если Вы не находите ее нужной, этого достаточно. Мы не можем друг друга контролировать иначе как товарищески. Вам, действительно, исключительно не везет с этим "Русским Богатством"! Ваше же устремление на бой с "Русскими Ведомостями", даже если бы мы его разделяли, повторю, осталось бы неосуществленным: "сыны века сего искусны в делах века сего"![271]
Я живу потихоньку. В семье у нас все сравнительно благополучно. Маргарита Кирилловна стоит — и я это поддерживаю — на издании сборничка старых и новых статей отца С. Щукина, с которым я здесь видаюсь и очень к нему расположился. У нас вообще мало изданий, и надо заботиться об их увеличении.
В Москве я буду к 30 августа или к 8 сентября, не позже. Боюсь, что осенью, в начале сезона, у нас не будет готово ничего. Но что же делать! Будем делать, что можем, а больше с нас не спросится. Трудна работа Господня, а еще труднее отдавать работу Господу! Обнимаю Вас. Да хранит Вас Матерь Божия. Сердечный привет Вашим домочадцам.
Ваш С.Б.
321. Н.А.Бердяев — В.Ф.Эрну[272]<24.07.1911. Люботин — Флоренция>
Ст. Люботин, Южных дорог
24 июля
Дорогой Владимир Францевич!
Наконец-то Вы дали о себе весть. Мы недоумевали, что значит Ваше упорное молчание, беспокоились и даже сердились. Рады были узнать, что Италия подействовала на Вас благотворно и возрождающе. От Вашего письма пахнуло Италией, и нас еще больше потянуло в Италию. В последние дни у меня прямо тоска по Италии и усиливается она еще тем, что я не совсем уверен, что будет возможность ехать в Италию, слишком уж очень неопределенны и плохи мои дела. Напишите, дешева ли жизнь в Италии? Если поедем, то, конечно, заедем к Вам во Флоренцию, но коренным образом жить предполагаем в Риме. Если поездка состоится, то не раньше ноября. В Италию стремится и Евгения Казимировна. Знаете ли Вы, что в апреле-месяце, перед отъездом из Москвы она перешла в Православие? Свершилось это в церкви Великой Княгини через отца Евгения Синайского, при ближайшем участии Сергея Николаевича, Новоселова, а также Григория Алексеевича[273]. Совершилось это с большим духовным подъемом, судя по письмам Евгении Казимировны[274] и Сергея Николаевича. Теперь она живет в Судаке. О себе я Вам не могу сообщить ничего утешительного. Это лето для меня очень тяжелое во всех отношениях. Чувствую я себя в смысле нервов очень плохо, почти каждый день болит голова в самой тяжелой давней форме, и вообще я расклеился.
Много всяких тяжелых впечатлений. Мои семейные условия так ужасны, что я предпочитаю никогда о них не говорить (под семейными условиями я понимаю не мои отношения с Лидией Юдифовной). Моя выносливость ослабляется, и временами я начинаю унывать. К тому же я нахожусь в периоде острой самокритики и самоосуждения. Мало благодатности в жизни.
Работаю я много, но занят я, главным образом, тем, что переписываю своего "Хомякова" и усиленно редактирую Леруа и о Л. Толстом. "Хомяков" уже печатается. Немного занимаюсь также оккультизмом и Штейнером. Философов смешал меня с грязью в двух № "Речи" по поводу "Философии свободы" и Соловьевского сборника[275]. Я все-таки не ожидал такой злобы и ненависти. Но выводы его бессильны и глупы. И друг наш Степун мстит мне в "Логосе" за унижения этой зимы[276]. По существу же ничего не сказал ни
Лидия Юд<ифовна> тоже чувствует себя неважно, хуже, чем в Москве. Евгения Юд<ифовна> уехала в Уфимскую губернию лечиться кумысом. Мы живем в полном уединении. Рады письмам от друзей. Я получил письмо от Челпанова, в котором он просит меня передать Вам приглашение участвовать в философском сборнике в честь Лопатина. Сборник выйдет в конце сентября, а статьи надо представить к 1 сентября. Статья может быть на любую философскую тему. Ответьте Челпанову по адресу: Крым, Алупка — Симеиз, дача Субботина. Ответьте поскорее.
Я увлечен мыслью написать статью о Бергсоне[277]. Над чем Вы теперь работаете? Как Сковорода? Напишите непременно об условиях итальянской жизни. Мы с Лидией Юдифовной сердечно приветствуем Вас, Евгению Давыдовну и Надю. Заботитесь ли Вы о своем здоровье? Все мы очень надеемся увидеть Вас этой зимой.
До конца сентября будем в Люботине. Пишите нам чаще. Целую Вас с любовью. Надеюсь, что следующее мое письмо будет более отрадное.
Любящий Вас Николай Бердяев
322. С.Н.Булгаков — А.С.Глинке[278] <29.07.1911.Кореиз — Симбирск>
23. 7. 1911 г., Кореиз.
Милый Александр Сергеевич!
Спасибо Вам за письмо Ваше. М<ожет> б<ыть> мы просто напросто стареем, но все же с годами чувствуешь себя как будто проще, и "краски чуждые с годами спадают ветхой чешуей"[279], и из соприкосновений с Вами через письма осознаешь, что хотя в этом идем мы одним путем… Придем ли к чему? — Воля Божия!
Я пишу Вам в страшные июльские дни, еще полный благодатию годичного поминовения ушедшего. Я имел в этот день радость молитвенного общения с о. Сергием Щукиным (помните его статьи в М<осковском> Е<женедельнике>), который у меня служил, и на всю жизнь у меня останется и эта обедня, да и весь его светлый облик. Чем больше чувствуешь свое недостоинство и все расстояние, отделяющее от настоящего служения Церкви, с тем большим волнением видишь это в других. Относительно хлопот Аскольдова о Вас, конечно, могу сказать: "могий вместить, да вместит", и я был бы счастлив услыхать, что Вы смогли, ибо выше и прямей пути служения нет, или по крайней мере, для нас теперь уже быть не может[280].
От о. Павла недавно получил письмо, где он, между прочим, описывает свои переживания теперешние. Не знаю, что бы Вы сказали, но я с радостным волнением и умилением читаю это. Дай ему Бог благодати Своей! Но, я, конечно, не закрываю глаза на трудности для него, которые у каждого свои.
Я провожу лето благополучно, сочиняю "философию хозяйства", живу. Умеренно волнуюсь за "Путь", в котором все-таки уж очень мало работников. Григорий Алексеевич совсем ведь не работоспособен (ведь вот Вам письма не может написать!). Бердяев часто в хандре и растерянности, уж очень его материальная неустроенность, в связи с отсутствием рабочей дисциплины, допекает. Эрн наделал ошибок в Соловьевской библиографии в сборнике (который вообще вышел ничего себе, — цена 1р. 50к, если хотите, я Вам из Москвы вышлю). Уличили в "Русских ведомостях" в ошибке, было неприятно, хотя он отнесся к этому несколько в старом стиле. Он живет под Флоренцией и лечится, не знаю успешно ли. Виснут на нем не только семья, но и Надя с девочкой. Боюсь за него, мало надежды на его поправление.
Об Авве стороной слышал, что нервы не в порядке, и о том же заключаю, потому что за все лето не имел от него ни строки. Живет он на даче в Вифании (Сергиев Посад), в духовной семинарии.
Как Ваши? Поправляются ли? Лето пока стоит здесь багоприятное, о недороде узнаешь лишь из газет, потому что кругом полей нет. Как здоровье Ваше собственное? Пишете ли о Толстом? Пишите, наверное, сборник запоздает и поспеете. Если знаете адрес Аскольдова, и если на основании разговора думаете, что выйдет у него статья о Толстом, есть вкус к ней, то перешлите ему, пожалуйста, не откладывая, настоящую записку с запоздалым приглашением.