We began it all
Шрифт:
Мои извинения за отходы от канона и моя благодарность каждому, кто всё-таки читает это. Вы грандиозны.
Кстати, впереди ещё 2 главы всего ^_^ Спасибо за внимание.
========== Dylan: Stuck turns totally dead ==========
Years ago a future was laid before me
And I took the task and ran with it as far as I could go
I always wanted to be a part of something like this
You believed in me and it’s all I needed
Before I go, please know that I love you
With all of my heart, my heart, my heart is beating for you
I want you to know that I’ll be thinking of you
Wherever I go
“September” by Spoken
хХхХх
Дилану
И всё мёртвое, что с этим связано, оно впечатляет. Как архитектурный шедевр прошлых лет, как рукотворный кошмар кровопролитий, или как многообразие животных форм планеты. Как огромные светлые глаза на красивом бледном лице.
Хотя есть вероятность, что у Дилана просто слишком богатое воображение.
хХхХх
Никто бы и не догадался, исходя из его простоватой внешности и поведения свойского парня, но Дилан, по натуре, очень вдумчивый, экономный, толковый и хозяйственный человек.
И тому существует масса доказательств. В том числе, его умеренная страсть к собирательству всего важного, и нужного, и полезного. И бесполезного, правда, тоже. Но – ш-ш-ш, это тайна.
хХхХх
К примеру, Дилан коллекционирует выгодные знакомства. Он как-то сразу нутром чует людей, которые могут ему пригодиться, так или иначе. Будь то девушка, глядящая влюблёнными глазами и способная зайти очень далеко, или же мужчина, держащий власть. В любом случае, Дилан отменно ориентируется в системе взаимодействия: умеет безошибочно разделять своих знакомых по категориям пользы и убыточности, чтобы, делая быстрые выводы, потом рационально использовать свои социальные контакты.
Это выручало его не раз. В конце концов, поглядите на него сейчас: у него есть прибыльная работа с перспективой карьерного роста, свободные денежные средства, регулярный секс, дружеская поддержка криминальных элементов и уникальная возможность провернуть какое-нибудь грязное дело, даже не замарав рук. К чести Дилана, он пользуется данной возможностью лишь однажды, когда иного выхода просто не находится (когда Норма и Ромеро не оставляют ему вариантов), зато в его душе плещется обида и гнев, и это всё решает.
Чего у Дилана нет, так это способности столь же хладнокровно и чётко, как чужих людей, классифицировать и родных.
У Бэйтсов – чёртов иммунитет против любого логического подхода.
Дилан их просто не понимает. А как следствие, не может распознать. Именно по этим причинам без исключения все поступки Дилана, относящиеся к семье, совершены в той или иной мере в состоянии странного аффекта. Дилан ненавидит себя за это, но не то, чтобы он мог что-то с собой поделать.
Так
хХхХх
Осознание этой элементарной истины (пошаговое такое, просветление за просветлением), Дилан копит с детства.
хХхХх
Воспоминания о самом раннем периоде жизни у Дилана достаточно расплывчатые, но один эпизод он помнит потрясающе чётко: похороны. Кладбище не мрачное и не величественное; кажется, вообще – никакое. Серо-коричневый холодный колорит преобладает, погода прохладная и прозрачный туман чуть заметно стелется понизу на отдалении, обволакивая обветшалые надгробия и безобразные старые статуи в виде небесных существ. Пахнет только земляной сыростью. Это скучно.
Церемония погребения тоже скучная, одно хорошо – короткая. Священник торопливо читает тошнотворно затасканную речь о прахе, Боге и долинах каких-то теней. Людей присутствует довольно-таки мало, что неплохо характеризует усопшего: его никто особо не любил. Здесь только с полдюжины родственников да парочка коллег.
Ну, и они двое тоже.
На Дилане отвратительно чёрная одёжка, которая ему не нравится, но он не жалуется. Он держится за мамину ногу, с тревогой и любопытством поглядывая в глубину вырытой могилы, вплотную к которой они стоят, когда местные рабочие начинают медленно опускать гроб.
Норма Массетт, в изящном траурном наряде, по которому никто не скажет, что он несколько раз перешивался и видоизменялся за последнюю пару лет, выглядит отрешённо и по-настоящему печально. Её лицо белое, в глазах застыли слёзы, хотя она не плачет. В руках Норма мнёт платочек, её пальцы яростно перебирают ткань раз за разом; Дилан, находясь так близко, отлично замечает всё это напряжение в матери, хотя пока не вполне понимает его причин.
Потому что ему кажется странной необходимость скорбеть – он, скорее, усмотрел бы в сегодняшнем мероприятии повод для радости. Мамины ссадины почти зажили, синяки практически полностью сошли, их бледные следы она легко скрыла за тончайшей маской макияжа и закрытой одеждой. А самое главное, наносить ей новые увечья больше никто не станет. Потому что папа ведь теперь крепко спит в этом деревянном ящике, украшенном дешёвыми искусственными цветами. И это хорошо. Это просто прекрасно. Дилан улыбается и теснее прижимается щекой к ткани юбки на мамином бедре.
Норма первая, кто высыпает горсточку земли на крышку гроба, с каким-то внутренним усилием разжимая кулак и проговаривая последнее напутствие одними губами, чтобы никто не слышал: «Гори в аду». Затем могилу небрежно засыпают. Люди в очередной раз выражают своё вежливое сочувствие семье усопшего и быстро расходятся.
Массетты, наконец, остаются наедине, в последний раз втроём, и Дилану вдруг снова немного боязно, хотя мама и твердила ему все четыре дня до похорон, что опасаться больше нечего. Ничуть не помогает то, что мама как-то неосознанно стряхивает Дилана, чтобы в одиночестве приблизиться к надгробному камню с именем мужа.