We began it all
Шрифт:
Но пока этого ещё не произошло, и Сэм выглядит надёжным, и он заинтересован в том, чтобы заполучить Норму Массетт (потому что, эй, вы серьёзно? а кто был бы не заинтересован?), так что, он и не отступается, пока не завоёвывает её.
Дилан вынужден беспомощно наблюдать, как у него отнимают его маму.
Если бы у него достало сил, он не позволил бы этому произойти. Но Дилан был (слаб) всего лишь ребёнком, и ненавидел это. Он поклялся себе, что в будущем всё изменится. Что он сумеет в будущем всё изменить.
хХхХх
Сэм и Норма зарегистрировали свой брак безо
Мама, не раздумывая, взяла фамилию второго мужа, объяснив это Дилану новыми возможностями. Шансом начать жизнь с чистого листа.
И Дилан молча смотрел на эту женщину с радостно горящими глазами, с отстранённостью в линии улыбки, на женщину – неожиданно малознакомую, но по-прежнему прекрасную, - чьи руки теперь старались не прикасаться к нему, не ерошили больше его волосы, не обнимали его за плечи, не гладили по спине. Нет, теперь они стали более статичными, и ладони раз от раза ложились на живот, таким умиротворяющим жестом надёжности и самодостаточности.
Норма Бэйтс очень напоминала маму Дилана, и он был бы счастлив закрыть глаза на различия и просто притвориться, что всё точно так же, как и раньше, если бы сама Норма пошла ему навстречу и поступила схожим образом. Но она этого не сделала.
Вместо того, она проворно обозначила чёткие границы между тем, что ему осталось, и тем, что недозволенно ни в коем случае.
Иногда Дилану казалось, что он умирал, а между тем, формировалось что-то другое, чтобы занять его место. Это «что-то» постепенно обретало плотность и одушевлённость, наращивало себе конечности и внутренние органы, синхронизировало своё сердцебиение с маминым, чтобы, в итоге, появиться на свет и получить имя – тоже мамино – Норман.
Когда родился его брат, вопреки прогнозам, Дилан даже не переживал. К тому времени он уже решил, что ему нет дела. Что бы ни происходило в жизни его теперешней семьи, к нему это никак не относится. Точка (или три?)
Дилан потерял маму, не получив ничего взамен. И где-то в глубине души мальчика зарождалось неясное, как кладбищенский туман, опасение – ОСОЗНАНИЕ – что, если он ничего не получит и дальше, то просто, ох, не сможет. И заберёт причитающееся сам, применив хитрость или даже силу, если понадобится. Во что бы то ни стало, заберёт.
хХхХх
В принципе, в воплощении этой решимости даже есть смысл. Этакая неудачная пародия на Вселенскую справедливость, которая в чистом виде попросту отсутствует (кроме шуток, это ж кто угодно подтвердит).
Раньше, однако, у Дилана просто не было шанса. Но была осторожность. А когда раскладка изменилась в прямо противоположную сторону…
Силы сдерживаться исчезли. Всё будто рухнуло в пропасть.
хХхХх
На самом деле, проще всего было бы обвинить Норму во всём. Это было бы невероятно удобное оправдание.
Норма всегда разжигала этот (неистовоиглухозвучащий исполненныйгоречьюпотери никомуненужный жалкий чтозачертовщинаэтожеланиененастоящеевсёнетак жалкий-жалкий-жалкий) огонь. Норма инициировала их вражду. Норма не соответствовала
В конце концов, это же она снова испоганила их едва-едва наладившийся хрупкий мир и – выгнала Дилана из дома, чтобы поселить туда очередного своего жениха. И, может статься, шериф Ромеро, в действительности-то, был хорошим мужиком, но у Дилана он, ей-богу, вызывал несварение.
Дилан был мастером в том, чтобы презирать людей, которые окружают его мать. Это было на удивление легко, потому что в выборе она зачастую ошибалась. В этот же раз, на свою беду, она положила глаз на порядочного человека. Но это не меняло дела по существу. Дилан возненавидел Алекса Ромеро в ту же минуту, как осознал, что у того с Нормой всё серьёзно.
Вообразите-ка.
Серьёзно.
Снова и снова выходило так, что у кого угодно был шанс заполучить Норму и её чёртово расположение. Только Дилан постоянно выпадал из списка претендентов, и это жалило, каждый грёбанный раз это жалило, причиняя горячую, мучительную боль, которая густо растекалась по телу, саднила сердце, оглушительно звенела в ушах.
Так что, да, обвинить Норму и её легкомысленность было бы легче лёгкого.
Но Дилан знал: настоящая причина событий была в нём самом. Потому что ему надлежало бы думать о том, что он делает, и следить за своим поведением, а он – он не справился.
хХхХх
Он покинул дом над мотелем в полной прострации. Он снова чувствовал себя разбитым (причём, по его осколкам ещё и хорошенько потоптались), отвергнутым, лишним. Ему снова указали на его место – где-то далеко-далеко за линией передовой, и даже не на скамейке запасных. Вообще вне поля.
Дилан пытался снять напряжение, как мог: быстро трахнул «свою» девушку, долго кричал на своего язвительного помощника, прилично напился – в одиночестве. Вполне себе простая и действенная схема, казалось бы. Ничего плохого. Кроме, разве что, того факта, что ни одна её составляющая не сработала.
Он увяз, господи, он так безнадежно глубоко во всём этом увяз.
(Кто знает, если бы Норма, где бы ни была, разжала кулак в ту самую секунду, то сумела бы снова стать первой, кто бросит землю на тесный душный гроб очередного монстра?)
хХхХх
Дилан не пытался встретить шерифа в тот вечер, напротив: он выменял бы всё богатство мира, чтобы в жизни больше не видеть его сдержанного, отвратительно симпатичного лица. Но их встреча всё равно состоялась, словно сама Судьба решила снова поиздеваться над Диланом и его намерениями.
Алекс и Дилан столкнулись на улице, неподалёку от бара. Это был натуральный несчастный случай. Парень пытался вспомнить, где припарковал свою машину (и был ли он вообще за рулём перед тем, как всерьёз вознамерился вылакать всю водку в зоне досягаемости), а что шериф делал там, осталось загадкой. Как бы там ни было, они неуклюже налетели друг на друга, тут же подавшись в разные стороны, и какой-то момент узнавания и молчания имел место быть. Затем шериф Ромеро прищурился и прямо спросил: