We began it all
Шрифт:
Дилану же не хочется отпускать маму, и он покорно, как телёнок, следует за ней, так что отлично слышит её тихий, отчаянно злой, переполненный обидой и облегчением голос, когда она говорит, адресуясь, кажется, к этому тёмно-серому прямоугольному камню:
– Ублюдок. Будь ты проклят. Ты даже чести быть похороненным, как порядочные люди, не заслужил, чёртов выродок.
«Ублюдок, – старательно повторяет Дилан про себя, ведь, сдаётся, он отлично понимает, о чём идёт речь. – Выродок».
Дилану почти три года, и он уже наполовину сирота, и даже из этого можно извлечь
хХхХх
На самом деле, после кончины отца от сердечного приступа (злобный сукин сын получил по заслугам, потому что со всеми этими его эмоциональными перепадами и бесконтрольными приступами агрессии странно уже то, как он дожил до тридцати при таких нагрузках на организм), Массеттам становится гораздо легче.
Маме, правда, приходится работать больше, чем раньше, и она устаёт вдвое сильнее, но всё равно. Дилан рад, что они теперь только вдвоём.
Они… что-то вроде… хм… счастливы?
Мама исправно оплачивает счета и даже ухитряется изредка как-то выкраивать деньги на то, чтобы побаловать Дилана какой-нибудь вкуснятиной или новой игрушкой. Они проводят вместе каждый её выходной день, много гуляют, поют песни, учат стишки. Мама поправляет его одеялко и читает ему сказки перед сном, даже если работала целый день и выжата, как лимон. Но если она устала так, что сил вечером хватает только доползти до дивана и сразу уснуть, то Дилан, в свою очередь, считает своим долгом укрыть маму пледом и, старательно проговаривая по слогам каждое слово, даже самое длинное и сложное, почитать ей комиксы.
Очевидно, они нужны друг другу, чтобы выжить. Но здесь дело не только в сухой необходимости. Глядите глубже – тут любовь. Дилан любит, как мама готовит для него. Любит, как она заботится о его старенькой одёжке, чтобы та носилась дольше и выглядела новенькой и свежей. Любит, как она смотрит на него, словно он – нечто особенное, нечто важное в её жизни.
Дилан любит маму.
Правда, иногда ему трудно выразить это, особенно, когда их мнения расходятся. Дилан в меру своих сил старается уважать решения своей матери, однако, та иногда перегибает палку в своих суждениях, да и сам мальчик далеко не сахар. Он, вероятно, унаследовал от Нормы тонны её непробиваемого упрямства, которое обычно подпитывает безобидное жизнелюбие, но в исключительных случаях является тем самым раздражающим фактором, который мешает Дилану вовремя остановиться.
И вот тогда – тогда они ссорятся. Дилан становится в позу, он топает ногой и кричит, бессознательно зеркально повторяя поведение своей матери.
Они сражаются, так сказать, на смерть, даже если причина конфликта вовсе того не стоит.
Это ужасно, и в итоге Дилану всегда стыдно и грустно, но он ничего не может поделать с собственной натурой, которая неизменно подводит его в такие пиковые моменты, и с неумением вовремя сдавать назад. Как результат, мама потом долго дуется, и иногда – изредка, но пугающе – её взгляд меняется, и от этого изменения Дилану становится особенно не по себе. Как будто его оценивают. Взвешивают плюсы и минусы. Колеблются.
Дилан не знает, что это за решение, да и не желает знать, если честно. Он просто идёт мириться, и, хотя Норма поначалу отталкивает его и сердито цыкает языком, он ластится к ней и не оставляет в покое, пока женщина не смягчается. Мама улыбается снова, и прижимает его к себе, и гладит по непослушным пшеничного цвета волосам, и бурчит что-то тихонько, не всерьёз. Только тогда Дилан тоже успокаивается.
Каждый раз он даёт себе зарок больше не вести себя глупо, расстраивая маму из-за мелочей. Но новый повод всегда находится, будь то овсяная каша на завтрак вместо сладких хлопьев, необходимость одевать какие-то девчачьи тёплые чулки вместо нормальных носков или гольфов, беспорядок в детской, дружба с кем-то, кто ей не по душе… И Дилан снова бездумно вступает в схватку с авторитарным маминым «Я всегда права, делай по моему».
хХхХх
Это смахивает на какой-то замкнутый круг, разорвать который у Дилана при всём старании не выходит. Потому, наверное, что, как в пылу очередной ссоры предъявляет ему Норма, он слишком похож на своего отца. Дилан так и замирает, услышав подобное обвинение; кажется, он отключается весь: движения сковывает, сердце не бьётся, дыхание останавливается. Каждая клетка его маленького тела противоестественно обращается в одну сплошную паузу. Только мозг функционирует, лихорадочно обрабатывая мамино предположение.
Дилан похож на отца. Дилан. Похож. На. Отца. Дилан – зло, определённо, да? Хуже не придумать.
Признаки жизни возвращаются так же внезапно, как и пропали. И теперь Дилан дрожит изнутри.
– Думай о том, что ты делаешь, мальчик. – Веско заканчивает Норма свой выговор. – Следи за своим поведением, не то тоже превратишься в монстра. Люди вроде вас с папой должны бы лучше себя контролировать, чтобы не случалось бед.
Поставив точку в споре, мама устало уходит к себе, не замечая произведённого эффекта, а Дилан остаётся, полностью погружённый в себя.
хХхХх
Когда в их устоявшейся понемножку жизни безо всякого объявления войны появляется Сэм Бэйтс, Дилан в восторг не приходит. Он слишком мал, чтобы понять статус этого мужчины для матери, но достаточно взрослый, чтобы почуять неладное.
А этот Сэм – он сам одно больше «неладное». Чёрт, да надо быть слепым на оба глаза, чтобы не заметить!
Норма, впрочем, при всей своей зрячести, оказывается обманутой. И, как кажется Дилану отчего-то, обманутой с собственного добровольного разрешения.
Мама, очевидно, влюблена, и отказывается замечать недостатки своего нового избранника (пока он не начинает вести себя, как предыдущий).
Сэм Бэйтс решительный, властный, педантичный мужчина, который при всей своей скрупулёзной целеустремлённости оказывается безалаберным и даже глупым. Амбициозность в сочетании со стремлением получить всё и сразу, без больших энергозатрат, оказывается той самой гремучей смесью, которая способна разрушить всю его жизнь, захлестнув попутно и окружающих – вроде, вот, к примеру, Нормы и её сына.