WikiLeaks изнутри
Шрифт:
На протяжении всех этих месяцев невидимая сила тянула меня к компьютеру, в чат, в интернет. Каждый день возникали новые проблемы, и не было времени отвести взгляд от экрана, отвлечься хотя бы на сутки. И когда незадолго до рождественских праздников я впервые за несколько лет вырвался из пут WL, ощущение было невообразимое. У меня открылись глаза, я снова увидел окружающий мир. Я почувствовал облегчение… но вместе с тем и некоторый дискомфорт. Мне, несомненно, чего-то не хватало.
На праздники я поехал к родителям. Просто бездельничал: ел до отвала и разворачивал рождественские подарки. Наконец смог побыть со своей девушкой.
В последние месяцы, если мы и встречались, что случалось далеко не часто, присутствие мое было чисто формальным, то есть я находился с ней в одном помещении, не больше. Я работал, а она сидела на кровати, скрестив ноги, и задумчиво смотрела мне в спину. Потом она говорила: «Я скоро спать пойду».
«Давай!» – отвечал я и продолжал работать.
Она выжидала еще полчаса, потом нерешительно вставала, подходила к моему письменному столу, целовала меня в щеку и ложилась спать. Я практически никак не реагировал, даже настольную
Я ложился поздно ночью и уже спустя несколько секунд спал крепким сном. У меня совершенно не было потребности засыпать вместе с ней. И не могу сказать, чтобы мне чего-то недоставало. Меня только мучила совесть, причем все сильнее. Все это происходило постепенно, но в итоге она наверняка почувствовала мою отчужденность.
Когда я утверждаю, что и сегодня все сделал бы точно так же, как тогда, включая все ошибки, наших отношений это никоим образом не касается. Мое активное участие в судьбе WL дорого ей обошлось. Я знаю, что она тяжело перенесла мой уход, который в скором времени последовал. Она тоже не собиралась тратить жизнь на бессмысленное сидение в офисе, ей не меньше моего хотелось изменить мир к лучшему.
В порыве неудержимого энтузиазма я тогда внушил ей, что она со временем тоже станет частью проекта. Мы часто говорили о том, что, когда мы встанем на ноги, сможем платить оклады и снимать офисные помещения, она, несомненно, будет идеальной кандидатурой для решения организационных вопросов. Я в тот момент сам верил в свои слова, надеялся, что будет именно так, а для нее это, скорее всего, звучало как обещания.
Она была человеком застенчивым, придавала большое значение нашим отношениям и мало времени проводила с друзьями. Она меня ни в чем не ограничивала. Каждый человек должен стремиться оправдать те ожидания, которые он пробуждает в окружающих. Я ее ожиданий не оправдал, о чем до сих пор безгранично сожалею.Потом был 26C3, то есть 26-й конгресс «Хаоса». Для меня он стал событием года. Наверное, так чувствует себя человек, которому прямо в мозг шприцем ввели дозу эндорфинов.
Нам, так сказать, предоставили ключевую позицию – у нас был самый солидный доклад, основное мероприятие дня в самое удобное время. Чтобы разместить в зале всех желающих, пришлось бы пристроить второй этаж.
Мы заранее раздали публике карточки с номерами. Потом я объявил, что в Исландии к нам якобы обратилась группа под названием «Рождественская бригада», которая передала нам сведения о специальном списке людей – на будущий год они, скорее всего, останутся без рождественских подарков, поскольку недостаточно добросовестно выполняют свои общественные обязанности. У каждого, кто получил карточку с номером, есть год на то, чтобы исправить ситуацию. А мы бы тогда похлопотали за них у Санта-Клауса.
И действительно, весь год к нам поступали пожертвования и предложения о помощи, связанные с номерами на карточках. В графе «предназначение платежа» денежных переводов в адрес фонда имени Вау Холланда (Wau Holland Stiftung), управляющего нашими немецкими счетами, тоже иногда указывались эти номера.
Затем мы рассказали присутствующим об Исландии и о нашей мечте превратить ее в свободную гавань для СМИ, о том, как мы рекламировали свою идею в ток-шоу на исландском телевидении. А потом мы задали публике общий вопрос – понимают ли они, сидящие здесь, в Берлинском конгресс-центре, всю значимость свободы интернета.
Это был самый прекрасный момент в моей жизни. Это был не концерт поп-звезд, и напитков бесплатных никто не сулил. Мы всего лишь делали доклад о международном законодательстве в отношении средств информации. Народ аплодировал нам как безумный. Сначала с места поднялся один человек, потом двое, трое, и, наконец, уже весь зал аплодировал стоя. Нам устроили настоящие бурные овации – аж уши закладывало. Я буквально физически ощутил волну восторга, захлестывающую нас из зала. Это было колоссально.
А потом постепенно стали поступать деньги.
Мы дали общественности понять, что на рабочие расходы нам нужно 200 тысяч долларов, а в идеале – еще 400 тысяч долларов на выплату окладов. Первые 200 тысяч мы получили уже в феврале или марте, причем только на счет в фонде имени Вау Холланда, заведенный нами в октябре 2009 года.
Фонд был привлечен к делу благодаря обществу «Хаос». Вау Холланд был одним из отцов-основателей клуба хакеров, а фонд заведовал его наследством и занимался поддержкой проектов, пропагандирующих свободу информации. Преимущество этого фонда заключалось в том, что поступающие платежи направлялись по официальным каналам. Отправитель в Германии мог законно списать свое пожертвование с налогов. Я наладил связь с фондом и взял на себя все хлопоты по делопроизводству. Большая часть пожертвований поступала из Германии.
Видеоматериал «Сопутствующее убийство», которым мы в апреле 2010 года завершили свой вынужденный перерыв, всего за две недели принес пожертвования в размере 100 тысяч долларов. Летом 2010 года на нашем банковском счете уже лежало 600 тысяч, а в лучшие времена фонд, по моим последним сведениям, располагал суммой более чем в миллион. До сентября, то есть до момента моего ухода из WL, из этой суммы были потрачены на оборудование и командировки приблизительно 75 тысяч. В последующие два месяца расходы многократно возросли, скорее всего и потому, что наконец-то появилась возможность платить сотрудникам.
В январе мы снова вышли в Сеть с системой передачи данных, позволяющей публиковать на нашем сайте новые документы. За время перерыва система значительно прогрессировала в техническом отношении. Wiki, то есть интерфейс пользователя вместе с главной страницей, пояснениями к опубликованным материалам и ссылками на соответствующие документы, был отключен от Сети в течение полугода. Полгода мы могли только получать новый материал, а в остальном связаться с нами по интернету возможности не было. Ремонтные работы оказались намного сложнее, чем мы изначально предполагали.
Неожиданно
Я считаю, что нам тогда нужен был офис и постоянные сотрудники. Эта тема долго обсуждалась. Наш головной офис должен был располагаться в Берлине или где-нибудь в Альпах – Джулиан любил природу и горы не меньше меня. Какое-то время мы даже подумывали, не приобрести ли бункер. Я уже навел справки в Управлении недвижимости Министерства обороны. За несколько десятков тысяч евро мы могли стать обладателями превосходного бетонного блока, вполне пригодного для обустройства в нем вычислительного центра. Может быть, даже имело бы смысл разместить там смежные проекты и над всем этим высоко поднять флаг WikiLeaks, подтверждая нашу репутацию неприступной крепости.
Нашим лозунгом вплоть до этого момента было «стать самой агрессивной медиаорганизацией в мире». Но неожиданно с появлением денег Джулиан изменил свою позицию. Он считал, что мы должны быть «повстанческой структурой», то есть организацией бунтовщиков. У бунтовщиков не бывает офисов, они действуют подпольно. Этим он, по моему мнению, поставил под вопрос все основные принципы, за которые мы так упорно боролись.
Он все чаще говорил о том, что нас преследуют, что мы должны стать «неприкасаемыми». Он был уверен, что нам небезопасно появляться на улице, что наша корреспонденция и наш багаж проверяются, что нам необходимо скрыться, уйти в подполье. Он начал рассуждать о международных секретных службах, которые нас отслеживают, о бронежилетах, которые необходимы нам для пущей безопасности.
Мне тоже не все нравится в нашем немецком государстве, но тем не менее здесь царит закон. Да и во время пребывания в Исландии, Италии или Венгрии нам не приходилось бояться, что нас похитят или пристрелят прямо на улице. А прежде чем жаловаться, что наш офис кто-то обыскивал, неплохо было бы вообще таковой завести.
К сожалению, деньги стали первой причиной открытых конфликтов. Я объявил Джулиану, что он не может самостоятельно и единолично распоряжаться счетом в фонде имени Вау Холланда. Я руководствовался отнюдь не желанием урвать куш для себя. Мне хотелось участвовать в принятии решений и иметь доступ к деньгам, когда они нам срочно нужны, а до Джулиана в очередной раз в течение нескольких дней не дозвониться. Оба техника со мной соглашались. Они даже предложили разделить деньги на две равные части, чтобы никто в одиночку не мог наделать глупостей. Даже если бы один из нас совершил ошибку, мы бы не лишились всей суммы разом.
Работа с фондом Вау Холланда была организована относительно просто: фонд выделял мне определенную сумму, я приобретал на нее все необходимое, а квитанции отдавал фонду. Один раз я получил 10 тысяч евро, а позднее еще 20, которые ушли на покупку оборудования, на транспортные и командировочные расходы.
Мы все вкалывали на WL полный рабочий день. Тема заработной платы обсуждалась уже давно. Мне бы хватило 2500 евро в месяц. Без вычета налогов. Мне много не надо. С фондом Холланда мы уже договорились. Фонд готов был платить нам очень неплохие оклады, они даже настаивали на том, чтобы мы не скромничали, поскольку слишком маленькие оклады могли вызвать подозрения в «ложном предпринимательстве». Меня это тоже вполне устраивало. Мы тогда решили ориентироваться на общественно полезные организации, как, например, Greenpeace или World Watch.
Но Джулиан все эти начинания блокировал, хотя денег в нашем распоряжении было больше, чем когда-либо. И вот теперь нам приходилось выпрашивать каждый цент. Эти споры из-за денег были унизительны. Но основная проблема лежала намного глубже. Мне постепенно стало ясно, что конфликт неизбежен. Гнусный конфликт. Речь шла о структуре WikiLeaks и его будущем.Закон для Исландии
После нашего грандиозного выступления на 26-м конгрессе «Хаоса» в конце 2009 года мы с Джулианом в начале января 2010-го снова полетели в Рейкьявик, чтобы вплотную заняться инициативой IMMI. Проект Icelandic Modern Media Initiative должен был превратить остров в страну с самым сильным в мире законодательством, защищающим права средств массовой информации. Официально заявить об этой идее нам уже удалось, теперь мы хотели посодействовать ее осуществлению. На эту миссию были выделены две недели, в крайнем случае три.
В Германии мы как раз помогли предотвратить издание Министерством по делам семьи «Закона об ограничении доступа»; тогдашний президент Хорст Кёлер в конце ноября отказался подписать этот закон. Теперь перед нами стояла задача продвинуть свой собственный закон в исландском парламенте. Мы ожидали, что возникнут проблемы, но не настолько сложные, чтобы мы не смогли их преодолеть. На самом деле прошло еще шесть месяцев, прежде чем парламентарии вообще вспомнили о нашем запросе на резолюцию в парламенте.
Мы сняли номер в гостинице «Фоссхотель», относящейся к очень неплохой сети отелей и превышающей наши финансовые возможности. Однако по каким-то запутанным каналам Джулиан заключил выгодную для нас сделку. В итоге мы заплатили символическую сумму за целый месяц, Джулиан полностью взял на себя оплату счета и посему считал себя вправе изображать хозяина.
Джулиан ввел в курс наших дел неприметного вида типа, который почти каждую ночь сидел за стойкой администратора, и дал ему понять, с каким эксклюзивным клубом тот имеет дело и насколько это все опасно. Парень сразу включился в игру. Когда мы поздно возвращались в отель с деловых встреч, он ожидал нас с заговорщицким видом. А потом, наверное, всю ночь вел наблюдение за гостиничной парковкой перед входом в отель в ожидании черного лимузина американской секретной службы.