WikiLeaks изнутри

Домшайт-Берг Даниэль

Возвращение в Берлин

Из аэропорта Шёнефельд я на метро поехал прямиком в центр, на диванчик для гостей в подвале клуба «Хаос». Там я часто ночевал, когда приезжал в Берлин.

Я был удручен. Если бы я в тот момент знал, что всего через несколько часов встречу женщину, на которой спустя пару месяцев женюсь, я бы, наверное, не так сильно переживал. Я очень благодарен своей судьбе за то, что белая полоса в очередной раз так неожиданно быстро сменила черную.

Но пока я еще уныло слонялся по клубным помещениям. Солнца в Германии было не больше, чем в Исландии. В ответ на полные оптимизма вопросы окружающих о моей поездке и продвижении IMMI

я только отмахивался. Дескать, устал. Меня оставили в покое. Вероятность, что кто-то будет действовать мне на нервы или приставать с назойливыми вопросами, была, к счастью, очень невелика.

Я побрел в направлении Фридрихштрассе, чтобы купить что-нибудь поесть. Хотя я это делаю крайне редко, я выкурил косяк с марихуаной и постарался расслабиться. Совершенно случайно я оказался в местечке под названием «Дада Фалафель», модном восточном ресторанчике недалеко от Ораниенбургских ворот. Еще более случайно я встретил там Свена, своего знакомого, который ужинал с девушкой.

Свен несколько высокопарно нас представил: «Это Даниэль, мистер WikiLeaks в Германии, – произнес он, указывая на меня. – А это Анке, она работает в „Майкрософт“. – Он указал на мою будущую жену и добавил: – Но, несмотря на это, она очень славная». Я жевал свой фалафель и разглядывал Анке поверх месива из капустного салата и хумуса. Клевая. Одета модно. Свой неповторимый стиль. Держится уверенно. Хорошее чувство юмора.

В итоге мы проговорили весь вечер. Окружающий мир постепенно растворился и отошел на задний план, еда сначала остыла, а потом затвердела на тарелках в виде замысловатых клейких образований. Со временем кто-то унес наши приборы. С таким же успехом они могли поменять всю обстановку, зажечь фейерверк прямо у наших ног или раздавать стодолларовые купюры – мы были полностью поглощены беседой.

Анке тогда почти ничего не знала о WL, практически не слышала ни о Джулиане, ни обо мне. В фирме «Майкрософт» она занималась стратегиями открытого правительства. В общем, той же темой, но с другого конца. И по-моему, она там очень неплохо выполняла свою работу.

Анке обо всем, что с ней происходило, писала в «Твиттере», и в тот же вечер она написала, что «познакомилась с одним из основателей WL» в ресторане «Дада Фалафель» и какой интересный у нас получился разговор.

Около половины второго ночи я вернулся в клуб. В голове у меня теснились мысли, многие из которых касались прошлого, а некоторые – будущего. Я долго не мог уснуть. Но не без удовольствия залез в спальный мешок: наконец-то я был один. И впервые за долгое время я снова почувствовал интерес к женщине. Я надеялся, что тоже понравился Анке. Странно. Я дивился сам на себя. Куда подевалось плохое настроение? Я уткнулся лицом в подушку и уснул. Мне кажется, что во сне я улыбался.

С тех пор мы с Анке встречались почти ежедневно, и я очень быстро оправился от рейкьявикского «тюремного синдрома».

Я был в приподнятом настроении, когда в первый раз за четыре дня вышел на связь с Джулианом. Я рассказал ему о своей удачной находке по имени Анке. Первой его реакцией были слова: «Нарой на нее компромат». Это якобы пригодится мне впоследствии, когда наши с ней отношения закончатся. Тогда у меня будет на нее управа. Я был ошеломлен, но Анке только рассмеялась, когда я показал ей отрывок из этой переписки.

«Извини, в последнее время со мной было непросто», – написал я ему. Мне не трудно извиниться, а на этот раз это было особенно легко. Вернувшись в Берлин, я осознал, что в Исландии действительно был немного не в себе.

Когда я вспоминал, как стоял в коридоре гостиницы, нервно

притопывал ногой и внутренне чуть ли не взрывался только потому, что Джулиан в очередной раз заставлял пять минут себя ждать, то сейчас, в Берлине, воспринимал того исландского Даниэля как своего злобного двойника. Он казался мне несносным комком нервов. На самом деле это открытие было обнадеживающим. Дело обстояло бы гораздо хуже, если бы все обвинения Джулиана оказались необоснованными.

Мне очень хотелось, чтобы все непременно снова стало хорошо. Тогда я не предполагал, что Джулиан не намерен отступаться от своего дурного мнения обо мне. Я могу быть очень настойчивым. Если человек стал мне дорог, ему не так-то просто меня отпугнуть.

«Мы не можем решить это сейчас», – ответил он.

«Потом?»

«Может быть».

Самый верный способ разозлить Джулиана – это в газетной статье про WikiLeaks назвать Даниэля Шмитта основателем сайта. Он страшно боится, что у него этот титул отнимут. С тех пор как дела WL пошли в гору и появились деньги, слава и почет, ему, все это задумавшему, разработавшему и отвоевавшему, стало совершенно невыносимо делиться вниманием общественности с каким-то приблудным оборванцем из Висбадена.

Мне самому очень хорошо знакомо чувство, когда твои идеи и достижения не ценят. Я старался с пониманием относиться к переживаниям Джулиана. Но стоило мне только серьезно задуматься на эту тему, как понимание мое куда-то девалось.

На самом деле я уже выработал привычку в каждой беседе с журналистами упоминать, что я один из первых соратников, но не учредитель. Даже когда меня никто об этом не спрашивал. Иногда еще перед тем, как мне предлагали сесть. Я до сих пор, спустя месяцы, продолжаю уточнять у журналистов, утверждал ли я когда-нибудь в их присутствии, что я учредитель WL. Я всегда говорил, что «рано примкнул к WL и прижился».

Когда я рассказал Джулиану про Анке, он меня тут же спросил, не та ли это самая девушка, которая познакомилась с «основателем WL». Одна только мысль о том, что я перед девушкой похвалялся его WL, уже должна была лишить его сна. Наверное, он представлял себе, как я в ораторской позе стою у бара, окруженный десятью супермоделями, и рассказываю одну геройскую историю о WL за другой – и в итоге все девушки буквально падают к моим ногам.

Мне, во всяком случае, кажется, что никто не придавал такого огромного значения термину «основатель», как сам основатель. Большинству журналистов это было абсолютно безразлично. Я мог с тем же успехом сказать им, что я «вице-пресс-атташе по особым вопросам в Германии и Средней Европе», – им же нужно было хоть как-то меня назвать в своей статье.

Еще Джулиан рассказывал, что мои знакомые из клуба «Хаос» плохо обо мне отзывались. Дошло до того, что я некоторых из них не пригласил на свадьбу. Они ему якобы советовали от меня избавиться, потому что я плохо справляюсь с оповещением средств массовой информации в Германии, сообщил он мне. И что из-за меня люди не присоединяются к WL, потому что их отпугивает мой характер и мои анархистские взгляды. Меня крайне раздражали все эти сплетни.

Джулиан обвинял меня в том, что я больше всего боюсь, как бы у меня кто-нибудь из клуба не отнял мою работу. Но моя проблема уж точно была не в этом. Ощущение, что за моей спиной плетут интриги, удручало меня куда больше. Но не потому, что я непременно хотел быть пресс-представителем WL и опасался конкуренции, а потому, что я не пережил бы, если бы наше клубное братство распалось. Вдруг я задумался о том, насколько хорошо я на самом деле знаю остальных.