Wolf's mint
Шрифт:
Судорожно выдохнув в губы Лорда Протектора, Санса потянулась к нему, отвечая на поцелуй. Опуская ладони на его плечи, она будто бы хотела забыть о рассказанном, пылко отвечая губам мужчины. Однако чуть позже оттолкнула его, упершись ладонью в грудь, в то время как пальцами второй поглаживала висок Мизинца.
– Это жестоко, – с трудом прошептала хозяйка покоев. Вновь посмотрев в кажущиеся сейчас темно-зелеными глаза собеседника, она без сожалений била наотмашь словами.
– Почти настолько же, насколько жестоко было заставить меня смотреть на голову отца на пике, – придвинувшись ближе, Старк начала расстегивать камзол мужчины.
–
Наблюдая за тем, как меняется выражение его лица и глаз, северянка поняла, что зашла слишком далеко. Но она быстро училась у своего наставника. Хрупкие пальцы справились с камзолом и теперь тянули за завязку рубашки, ладони скользили под ткань, а глаза ни на миг не отрывались от его глаз.
Кровь гулко стучала в висках, оглушая его, когда рыжеволосая ответила на поцелуй, позволяя несильно прикусив за губу тут же скользнуть кончиком языка по месту укуса, провести им по ее небу, чувствуя, как она едва уловимо вздрагивает от этого, чтобы практически сразу отстраниться, упираясь ладонью в его грудь, перебирая пальцами второй седые пряди на виске.
Каждое ее слово, брошенное сейчас ему в лицо, отзывалось глухой болью где-то глубоко внутри, лишь добавляя еще толику яда, в отравленную ложью кровь, струившуюся по венам Пересмешника. Он прекрасно знал, что его защита, его маска, рухнула, рассыпаясь на мириады осколков уже давно, наверное, еще тогда в Орлином гнезде, когда Санса спела перед Лордами Долины свою песню. И это давало ей возможность видеть то, что было недоступно всем остальным, позволяя волчице безошибочно бить словами в образовавшуюся в его защите брешь.
Он прекрасно понимал, что рыжеволосая была права, бросая ему в лицо слова о том, что тогда в Королевской гавани, видя в ней лишь отражение матери, он получал какое-то извращенное удовольствие от происходившего. Наблюдая за тем, как эта безумная семейка унижает ее, втаптывая в грязь, он представлял на месте Сансы Кейтилин. Но, тем не менее, Лорд Харренхолла еще знал и то, что Санса Старк не была похожа на своего отца, хотя носила его имя. И не смотря на такое поразительное сходство с матерью, она не была похожа на нее. Каждый день, наблюдая за ней, он понимал, что синеглазая все более становилась похожей на него самого, хотя всячески пыталась отрицать это. Он замечал это в каждом ее движении, в каждом повороте головы, в искрах, порой загоравшихся в ее глазах. А может это был всего лишь самообман?
Ему потребовались огромные усилия, чтобы сдержаться, когда пальчики пташки, ловко расправившись с застежками его камзола, а затем и с завязками одетой под ним рубахи, плавно скользнули под тонкую ткань. Каждое ее прикосновение обжигало, заставляя тело превращаться в сплошной комок желания; желания обладать ею, подчинить ее, сделать так, чтобы она смотрела на мир так же, как и он. В какой-то момент, Бейлиш перехватил руку Старк уже скользнувшую по его груди ниже, чтобы, не отводя потемневшего взгляда от ее глаз, хрипло выдохнуть:
— О, как же ты ошибаешься, Санса. Ты так похожа на свою мать, но ты ведь не она. Ты способна на то, на что она никогда не пошла бы. И мне… жаль…
Уловив в ее глазах тень насмешки, мелькнувшую буквально на долю мгновения, он внезапно осекся, чувствуя, как внутри все сжимается
— Признайся, тебе ведь хотелось, чтобы всё было именно так, — пристально наблюдая за рыжеволосой, Пересмешник плавно скользил тонкими пальцами по чувствительной коже на внутренней части её бедра, вызывая невольную дрожь.
— Ты ведь хотела бы, чтобы я взял тебя силой или заставлял делать что-либо против твоей воли, становясь чудовищем, каким был Рамси, не так ли?
– он склонился к волчице, плавно скользя губами по ее шее, спускаясь ниже, едва касаясь белоснежной кожи на плече. Очерчивая контур ключиц, он одновременно с этим продолжал скользить рукой под тканью, ощущая, как она дрожит, невольно откликаясь на каждое его движение.
Чувствуя, как где-то глубоко внутри разрастается опустошение, полностью заполняя каждую клеточку его тела, Пересмешник внезапно отстранился, чтобы устало посмотреть на ошарашенное лицо Сансы.
Пару минут, казавшиеся вечностью, но которых ему было вполне достаточно, чтобы окончательно справиться с собой, он смотрел в глаза девушки, в которых затаились непонимание, обида, страх, немая просьба, которую он пока не мог разобрать, а потом, едва заметно усмехнувшись, произнес:
– Уже поздно…
Прекрасно понимая, что эта ночь из-за сказанных слов будет для Сансы непростой, что ей нужно будет время осмыслить и принять все сказанное им, Пересмешник, тем не менее, не торопился уходить. Подойдя к окну, в которое заглядывала луна, временами вырывавшаяся из плена туч, он старался не смотреть на синеглазую, все еще молча сидевшую на кровати, ловя себя на мысли о том, что, не смотря на все то, что ей довелось пережить, она завораживала его. Какая ирония, его - владельца борделей, завораживало в ней все от огненно-рыжих волос до аккуратных ножек, выглядывающих из-под подола платья. Ему не нужно было смотреть на нее, чтобы по шелесту платья, по ее легким шагам понять, что она, все же собравшись с духом, готовилась ко сну. Седьмое пекло! И почему рядом с ней, как когда-то давно в другой жизни рядом с ее матерью, он чувствовал себя идиотом?
Все еще всматриваясь в окно, словно желая увидеть в непроглядной ночной тьме что-то ведомое только ему, Бейлиш почувствовал ее пристальный взгляд. Обернувшись, он едва заметно усмехнулся, встречаясь взглядом с взглядом этих бездонных глаз.
Этой ночью он не сомкнул глаз. Это было сродни изощренной пытки – чувствовать ее дыхание на своей коже, едва уловимо вздрагивать от малейшего прикосновения ее руки, заброшенной на него во сне, ощущать, как от этого тело превращается в сгусток желания и не позволять себе тронуть ее. Закрывая глаза в тщетных попытках уснуть, Лорд-Протектор практически сразу открывал их и до боли всматривался в чернильную темноту потолка. Пусть лучше так, чем закрывая глаза видеть каждый раз, как он берет ее, и слышать несуществующие стоны. Впиваясь пальцами в волчью шкуру, он сейчас хотел только одного – иметь ее под своей кожей.