Worm

Дж Мак Крей

Я могла с этим примириться. Это было в разы лучше, чем тихая враждебность и боль, которую я в нём с некоторых пор чувствовала.

– - Ничего, если я буду заскакивать к тебе?
– - спросил он.
– - Ну, чтобы обменяться новостями, или просто потусить?

– - Потусить звучит неплохо, -- ответила я, снова чувствуя неловкость.

– - Я собираюсь поспать. Долгий день. Позаботься о себе, лады?
– - сказал он вместо прощания, направившись к двери.

– - Ты тоже, -- кивнула я.

Когда я зашла на кухню, у Шарлотты в одной руке была коробка штруделей-полуфабрикатов,

и коробка теста для печенек в другой. Она умыла лицо, на котором остались только небольшие следы того жуткого макияжа, став просто в разы моложе, и, совсем как маленький ребенок, спросила:

– - Можно мне воспользоваться твоей духовкой?

– - Конечно, но оставь и мне немного, -- улыбнулась я.

И пока мой новый миньон разбиралась с духовкой, я смогла на секунду притормозить. Сомнения и неуверенность всё ещё давили на меня, но я не чувствовала вины за то, что не продвинулась сегодня ещё сильнее. Я сделала что могла, выполняя свой план помощи Дине. И Лиза, и Брайан признали, что я делаю большие шаги вперёд, и это дало мне надежду, что, может быть, и Выверт окажется впечатлён.

Дела шли не идеально, но уже лучше. Я снова могла говорить с Брайаном, я продвигалась со своими планами, а Лиза -- со своими. В каком-то уголке души я чувствовала, что наконец-то начала осуществлять мечту, которая у меня была в начале года -- мечту стать супергероем.

Я была злодеем. Я оставила человека умирать. Может быть, это будет сильнее давить на мою совесть, когда я высплюсь, и мои мысли станут яснее. А может и нет. Но ведь я и пыталась бескорыстно помогать людям. Я вернула Сьерре брата. Я спасла Шарлотту. И была от этого счастлива.

В конце концов, если сильно не зацикливаться, я ощутила осторожный оптимизм впервые за долгое время. Впервые за недели, месяцы, я ощущала, что всё получится.

Интерлюдия 11а (Рейчел)

Воздух разорвал вой. Это был не тот вой, который можно ожидать от собаки. Это был рваный горловой звук, дающий представление о размере воющего существа.

Он ещё не успел закончиться, как его подхватили другие. Сначала второй, затем третий, а потом и остальные, все разом. Семь или восемь голосов.

Бентли поднял голову и присоединился к ним, виляя хвостом и едва не прыгая на месте от возбуждения. Под лапами шириной не меньше, чем шина автомобиля, расплескалась вода, обрызгав Суку.

Его энтузиазм был заразителен. Она обнажила зубы в широкой ухмылке и завопила, присоединяясь к какофонии, и начала взбираться на пса, хватаясь за края твёрдых мускулов и костяные выросты чтобы перекинуть ногу через его плечо. Костяной шип оцарапал ей верхнюю часть бедра, но она не обратила внимания. Ерунда.

– - Пошёл, Бентли!
– - скомандовала она. Он сорвался с места, как стрела, выпущенная из лука.

Сука чувствовала под собой жар его тела, движение перекатывающихся мускулов. Она чувствовала его запах, собачье дыхание с медным привкусом крови, слабый сладковатый запах мяса, которое скоро испортится. Она чуяла себя саму, аромат своего тела. Она не мылась два дня, но свой запах ей нравился. Ей нравилось, что её вещи и жильё пахли

как она.

Не то, чтобы она не следила за собой. Она следила за собой, как и за своими собаками. Точно так же, как она ухаживала за ними дважды в неделю или чаще, она ухаживала и за собой. Но разве имела значение тонкая корочка грязи на её ногах, если она всё равно половину времени проводила, ступая по затопленным улицам или шлепая по колено в грязи? Разве имел значение запах тела, если люди, которых он мог бы возмутить, ей всё равно не нравились?

Сейчас Шавка, Кусака и другие должны были быть на своих местах. Она давала им самую чёрную работу. Уход за собаками, кормление, уборка дерьма, проверка на порезы, болячки, ушные инфекции и клещей, всё как она им показывала. Теперь у неё на попечении было немало собак. Большинство она забрала из приютов, которые уже не могли помогать животным с тех пор, как атаковал Левиафан. Она нетерпеливо ожидала момента, когда кто-нибудь начнёт жаловаться.

Шавка и Кусака первыми начинали ныть по поводу поручений. Они были кейпами. Они ожидали ответственных заданий, хотели быть её главными помощниками. Выражение их лиц, когда она задавала им работу, её очень забавляло. Мало что ставит так людей на их место.

Если они не будут жаловаться, когда со всей работой будет закончено, то может их проймёт, когда из убежищ поступит следующая партия, и она им скажет, что нужно ухаживать вдобавок и за новыми собаками.

Ну, а когда кто-нибудь начнёт ныть, или пропустит клеща, или не обработает порез, или не заметит ушную инфекцию... Они им всем покажет на его примере. Будет унижать, запугивать, оскорблять. Если у неё получится, то он уйдёт.

Если она очень постарается, то все они свалят.

Тогда она сможет немного побыть одна со своими собаками. Никто не сможет упрекнуть её в том, что она даже не дала шанс этим приспешникам. Нахуй-нахуй. У неё уже есть все помощники, которые ей нужны. Самые верные, самые лучшие.

Из-за перекрестка соседней улицы показалась Люси, в восторге то ли лая, то ли скуля. Она побежала рядом с Бентли.

– - Хорошая девочка!
– - засмеялась Сука, -- Давай!

Люси в ответ просипела что-то, что должно было означать тявканье. Она шлёпала по воде не в ногу с Бентли, и вскоре к ним присоединились остальные. Черныш, Волшебный, Рокси, Дружок, Бруно и Носочки. Ни один из них не был столь же велик, как Люси и Бентли. Это был их первый выход. Проба её силы. Она будет добавлять понемногу каждый раз, отмечать, кто слушался, а кому нужно больше обучения, и кого должны держать в узде большие и более послушные собаки.

Но это была её территория. Её пространство. Наконец-то место, где она могла делать, что захочет. Здесь она была свободна, а значит могла играть без правил. Она могла идти куда захочет, задать жару любому, кто попадётся на глаза. Она может бродить где угодно со своими собаками и пробовать на них свою силу, не беспокоясь о том, что пострадают люди.

Это, конечно же, не означало, что люди не пострадают. Просто это была её территория, и она сама принимала решение. Все, кто не понял послание, уже заслуживали своей участи.