Xамза
Шрифт:
– В книге, которую я вам принес, - взволнованно сказал он, - и которую вы держите в руках, лежит моя самая последняя газель. Я написал ее сегодня ночью, накануне праздника... Написал для вас. Дорогая, прошу вас, прочитайте эти стихи сейчас, здесь...
– Нет, я прочту их дома, одна...
– Но почему?
– Я и так слишком засиделась...
– Я провожу вас!
Зубейда встала с ковра, прижала книгу к груди.
– Помните, вы когда-то написали такие строки: "На небе звезды не взойдут, пока не сядет солнце..."?
– Рахмат, Зубейдахон, спасибо, что вы
– Я знаю наизусть почти все ваши стихи.
– Рахмат. Но почему вы не захотели прочитать новую газель?
– Я только что ответила вашими словами - пока не случится одно, не может произойти и другое. Звезды зависят от солнца.
– Вы говорите загадками...
– Отгадайте их, если любите.
– Вы сомневаетесь в моих чувствах?
– Я ухожу... До свиданья.
И она ушла.
Оставшись один, Хамза долго смотрел на калитку, за которой исчезла девушка. Да, на небе не взойдут звезды, пока не сядет солнце. Но среди людей многое разорвано и разомкнуто, многое противоречит друг другу. Здесь солнце может уйти за край горизонта, а звезды так и не взойдут. И это будет уже совершенно новая газель: ночью не вижу звезд - зачем жить, если утром не вернется солнце?..
6
Отрочество и юность остались позади.
Что дальше?
Кокандские баи щедры на обещания, но почему-то чересчур долго ищут свои кошельки. Причем предпочитают делать это в чужих карманах, вместо того чтобы пошарить в собственных, далеко не пустых.
Что делать?
Идти в дом Ахмад-ахуна?
Дни катятся чередой.
Цветы меняют свои тюрбаны.
Устало летит домой одинокая пчела.
Слабеет песня жаворонка над головой.
И нет в небе белых облаков, а только тучи, тучи...
В эти невеселые дни на помощь, как всегда, приходит друг юности и отрочества Алчинбек. Он предлагает временно поступить на работу письмоводителем в контору хлопкоочистительного завода Садыкджана-байваччи. Здесь сейчас очень нужны грамотные молодые люди, тем более с духовным образованием. Это будет оказывать на всех служащих положительное нравственное влияние.
И Хамза соглашается.
Он уже взрослый. Пора научиться зарабатывать деньги. Надо становиться самостоятельным человеком. Пора начинать помогать семье.
Умар-богатырь работает с шести лет. Поэтому и богатырь.
А он, Хамза, только и знал, что учился, запоминал молитвы.
Молитвы, молитвы, молитвы... Как они надоели!!
...Прости мне, аллах, эти дерзкие греховные мысли, но, если разобраться как следует, - что я умею? Толковать божественные тексты? Объяснять религиозные бейты? Ну, стихи...
Стихи, конечно, хорошее дело, но на них не проживешь.
Решено окончательно - он идет на хлопкоочистительный завод.
Работа у Садыкджана-байваччи будет временной, как и говорит об этом друг Алчинбек. Он сам, Хамза, тоже твердо верит, что завод - это временно. Ведь все-таки главное, основное призвание его жизни - просвещение народа. Ну, и, может быть, немного стихи, а? Его же знает как поэта весь Коканд...
Нет, нет, со стихами покончено. Незачем тратить время на пустопорожнее сочинительство. Лучше научиться писать статьи в газеты. Это принесет больше
Когда в последний раз всходило гордое солнце с печальной улыбкой во дворе дома Хакима-табиба? Давно, очень давно...
А почему? Неизвестно... Все. Кончено. Он больше не пишет стихи.
Когда-нибудь потом - может быть, может быть... Но только не сейчас. Сейчас ему предстоит серьезное, настоящее дело - работа на заводе. Он будет получать за это деньги и помогать семье.
Усталость. Огромная усталость. Все тело заполнено усталостью...
Болит голова.
Болит спина.
Болят глаза.
Руки.
Плечи.
Пальцы.
Локти.
Ничего не хочется - ни есть, ни пить, ни читать, ни разговаривать.
Хочется только спать.
Но лишь голова опускается на подушку, как сразу же возникают цифры. Их очень много...
Караваны цифр уныло плетутся друг за другом по белым пустыням страниц, упрямо сталкиваются, бессмысленно переплетаются, мгновенно рассыпаются, хаотично кружатся, м-ерцают, загораются, гаснут, осыпаются пеплом и снова упрямо сползаются, соединяются, вычитаются, назойливо умножаясь, упрямо делясь, дробясь, повторяясь, шипя, крича, вопя, гнусавя...
Черные цифры.
Красные цифры.
Зеленые цифры.
Белые.
Фиолетовые.
Оранжевые.
Он задыхался от цифр во сне. Они преследовали его, бежали за ним, хватали за полы халата, заползали за воротник, в рукава, в белье...
Десятки.
Сотни.
Тысячи.
Миллионы.
Миллиарды.
...57...842...6389...85 734...926 100...00000...000000...000000000...
97 635 284...31 956 287 400...
Цифры хохотали, гримасничали, кривлялись, выли, прыгали, скакали, визжали, ревели, надсаживались, надрывались... Цифры завинчивались бесконечными хороводами в беззвездное черное небо, громоздились горными вершинами, осыпались каменными лавинами и осколками скал.
Иногда хороводы цифр становились похожими на вращающихся бешеными волчками дервишей, как тогда, возле гробницы святого Али-Шахимардана.
Вот один из этих "волчков", самый неистовый, весь обвешанный вырезанными из железа гремящими цифрами, рванулся, приблизился, протянул к Хамзе когтистые пальцы...
– А-а-а-а-а-а-а!!!
– ...Что с тобой, сынок, милый, кто напугал тебя?.. Успокойся, дорогой, это только сон. Повернись на другой бок, и все пройдет.
Джахон-буви, склонившись над изголовьем сына, поправляла ему подушку, гладила волосы.
Хамза, сев на кровати, ошалело смотрел на мать, мотал головой из стороны в сторону, растерянно улыбался.
– Приснились какие-то шайтаны, какая-то чертовщина...
Джахон-буви, держа в руках свечу, грустно смотрела на сына.
Вот ведь совсем уже взрослый мужчина, а кричит по ночам.
Надо женить парня, чтобы жена лаской отгоняла дурные сны.
Она уходила в свою комнату, а Хамза долго еще сидел в темноте, вспоминая кошмарное нашествие цифр, потом вставал, выходил на веранду, опускался на ковер около стены, прижимался затылком к стене.