XX век. Исповеди: судьба науки и ученых в России
Шрифт:
В начале 1949 года один из наших ведущих физиков придумал короткий лозунг: "Главная задача — перехаритонить Оппенгеймера". И "перехаритонили"… На Западе никто не думал, что СССР за каких-либо четыре года после самой разрушительной и ужасной из войн сможет ликвидировать разрыв между США и нами, связанной с ядерной наукой и техникой… В пятидесятые годы один из моих друзей говорил: "Когда после беседы с Юлием Борисовичем покидаешь его кабинет, кажется, у тебя за спиной вырастают крылья. Уходишь с верой — тебя поняли, тебе помогут, будет сделано все, чтобы реализовать твое предложение". За долгую работу в лаборатории я знал лишь одного руководителя — ученого и блистательного организатора
Связка "Курчатов — Харитон", пожалуй, сыграла решающую роль в "Атомном проекте СССР". Впрочем, не только в создании ядерного оружия. Любопытное наблюдение сделал Эдвард Теллер, когда он приезжал в Россию и встретился здесь с Харитоном. Затем великий американский физик написал представление на Ю.Б. Харитона, чтобы его наградить премией Ферми. Он отметил в своем письме Министру энергетики США:
"В связи с благоприятным окончанием холодной войны, мы теперь имеем возможность пополнить ряды лауреатов премии Ферми наиболее выдающимся российским ученым, работавшим в области атомной энергии… Юлий Харитон был одним из немногих первых настоящих пионеров в области атомной энергетики в России, коллегой и соавтором Курчатова и Зельдовича, а также учителем и руководителем многих других, более молодых ученых, в том числе Сахарова… Первый успех программы Курчатова — Харитона стал решающим фактором, убедившим Сталина не осуществлять уже запланированных мер против сообщества российских физиков, которые привели бы к уничтожению современной физики в России. А над физикой действительно нависала угроза "чистки", подобной той, что произошла в области генетики, не будь первый российский эксперимент столь успешен".
Мне довелось встречаться с Эдвардом Теллером в Снежинске на конференции по защите Земли от астероидов. Там я взял у него большое интервью. В нем он с высочайшим почтением говорил о работе и Курчатова, и Харитона. Это особенно важно было услышать, потому что нынче в основном говорится о том, как мы "украли у американцев атомную бомбу".
Впрочем, я доверяю только мнению специалистов. Таких, как Лев Петрович Феоктистов, также принадлежащих к тем самым "пионерам", о которых упомянул Э. Теллер. Герой Социалистического труда, лауреат Ленинской и Государственной премий Л.П. Феоктистов считает:
"Можно бесконечно перечислять заслуги Юлия Борисовича, имеющие непосредственное отношение к оружию, но из всех я выделил бы одну, в решении которой роль Ю.Б. была первостепенной. Речь идет о безопасности ядерного оружия. Сформулированное им требование было абсолютным — ядерный взрыв не должен провоцироваться случайными причинами. Поэтому предпринимаются меры в отношении автоматики подрыва, в нее внедряется множество ступеней предохранения.
При пожаре, ударе, вследствие падения, при попадании пули во взрывное вещество (ВВ), содержащееся в ядерном заряде, иногда происходит его взрыв, инициируемый в некоторой случайной точке, а не равномерно по сфере, как в боевом режиме. Критерий безопасности формулировался так: ядерный взрыв недопустим при инициировании ВВ в одной произвольной точке. В связи с этим возникали определенные ограничения на конструкцию заряда, порой в ущерб другим качествам.
Ю.Б. как научный руководитель проблемы в целом, постоянно думал об этой стороне ядерного оружия, возможных тяжких последствиях нашего недомыслия… Я уверен, что усилия, предпринятые Юлием Борисовичем в свое время в области безопасности, позволили нам не оказаться в условиях полного запрета испытаний, по аналогии с американцами, в тяжелом положении".
И еще одно свидетельство того, как Ю.Б. Харитон беспокоился
"В последние годы Ю.Б. особенно внимательно следит за безопасностью работ, проводимых на ядерных предприятиях нашего министерства. Именно в связи с этим вопросом он в последний раз посетил наш завод. Это было в 1993 году. Ю.Б. позвонил мне и выразил желание побывать на предприятии, посмотреть разборку ядерных зарядов в специальных "башнях", способных локализовать продукты взрыва при аварийной ситуации, ознакомиться с порядком хранения и учета делящихся материалов и с ходом строительства новых специальных безопасных хранилищ.
В эту встречу я особенно ощутил, как глубоко он переживает за будущее того величайшего достижения человеческого разума, которому он посвятил всю свою жизнь и волновался, сумеют ли потомки использовать его на благо человечества, а не на гибель нашей цивилизации…"
Все-таки очень страшное это оружие, которое даже своих творцов заставляет иначе смотреть на пройденный путь! А подчас даже и сожалеть о том, что они сделали… Таких сомнений я не замечал у Юлия Борисовича Харитона, при наших встречах он не высказывал их. Более того, в конце жизни он как бы подвел ее итоги своей работы:
"Я не жалею о том, что большая часть моей творческой жизни была посвящена созданию ядерного оружия. Не только потому, что мы занимались очень интересной физикой… Я не жалею об этом и потому, что после создания в нашей стране ядерного оружия от него не погиб ни один человек. За прошедшие полвека в мире не было крупных военных конфликтов, и трудно отрицать, что одной из существенных причин этого явилось стабилизирующая роль ядерного оружия".
В последний год XX века, когда отмечается 50-летие со дня испытания первой советской атомной бомбы, слова ее создателя звучат пророчески. Но отражают ли они надежды будущего?
Страница истории
РЕАКТИВНЫЙ ДВИГАТЕЛЬ С
9 апреля 1946 года было принято совершенно секретное ("Особая папка") Постановление Совета Министров СССР № 805–327 сс. В нем говорилось:
"1. Реорганизовать сектор № 6 Лаборатории № 2 АН СССР в конструкторское бюро при Лаборатории № 2 АН СССР по разработке конструкции и изготовлению опытных образцов реактивных двигателей.
2. Указанное б юро впредь именовать Конструкторским бюро № 11 при Лаборатории № 2 АН СССР.
3. Назначить:
т. Зернова П.М., заместителя министра транспортного машиностроения, начальником КБ-11 с освобождением от текущей работы по министерству;
проф. Харитона Ю.Б. главны м конструктором КБ-11 по конструированию и изготовлению опытных реактивных двигателей…"
Спустя три года, четыре месяца и 20 дней первый экземпляр "реактивного двигателя" был не только сконструирован и изготовлен, но и испытан на полигоне, что неподалеку от Семипалатинска.
Это была первая советская атомная бомба РДС-1.
Аббревиатура "РДС" — расшифровывалась по-разному.
"Реактивный двигатель С" — официально, так значилось в документах из-за жесточайшей секретности.
"Реактивный двигатель Сталина" — так думали многие…
"Россия делает сама" — такой вариант предложил Кирилл Иванович Щелкин, и это понравилось как испытателям, так и начальству.