XX веков спустя
Шрифт:
– Сделаю, государь! – ответил я, вставая по стойке смирно.
– Я в тебя верю! – улыбнулся крёстный и принялся объяснять детали моей миссии. По ходу мы и не заметили, как Даша и тётя Софи куда-то слиняли.
Дальше встал вопрос: на чём мы поедем? Тётя попыталась устроить скандал по поводу разобранного в хлам её любимого "Тёрна", на что крёстный просто отмахнулся:
– Возьмёшь машину из моего кортежа. И вторая машина с охраной. Но! Одно условие: едешь с водителем!
– Миша... – вздохнула тётя, но император уже обнял её и поцеловал в щёчку, одновременно показывая какой-то брелок. – Но только в самом крайнем случае! И с вами будет машина охраны.
– Всё так серьёзно? – грустно спросила тётя.
– Во-первых, не забывай про статус глашатая. А во-вторых, да. Всё очень серьёзно.
– А я хотела показать
– Так какие проблемы? Покатайтесь, и Дашу возьми. Только никаких остановок! В крайнем случае, охрана выскочит и купит если что-то приглянулось.
– А мы тут пока посидим на хозяйстве! – весело прощебетала тётя Софи. Даша стояла рядом довольная, словно светилась.
И когда они успели войти, так что я не заметил?
Сборы были не долгими, всего за час... в смысле два... управились... Даша с моей дражайшей тётей... чтобы меня правильно одеть. Ведь теперь я князь! Да ещё и царский глашатай! К тому же, Первый Выход в Свет в новом качестве! И вааще! Пришлось крёстному вмешаться и напомнить, что Арсений Емельяныч до ночи сидеть в своей клинике не будет. Дамы со вздохом отступились, поворчав что-то типа: "На скорую руку сойдёт...". И вот я стою возле царского... э... ну пусть будет кабриолета, хотя на самом деле это такой же глейдер, только не "Тёрн", а более серьёзная машина, упакованный по уставу... Ну, почти по уставу: в парадном своём то-ли мундире, то-ли кимоно, на плечах плащ с имперским гербом – родной двуглавый орёл в венке из колосьев, словно взятом с герба СССР, через плечо под плащом сумка – на вид простая холщовая, но на самом деле понадёжней иного сейфа будет. Застёжка плаща особым образом зачарована, самим Государем-Императором, удостоверяет что я на самом деле глашатай, а слева на груди у меня медальон с гербом княжества. Вообще-то, при основании княжества я мог придумать себе любой герб, но решил не выпендриваться и сохранил исторический герб Архангельска, чем заслужил одобрительный кивок крёстного.
Последняя короткая инструкция, крёстный одобрительно хлопает меня по плечу и мы поехали! Тем же самым манером нырнули в бассейн посреди гаража и вынырнули через прорубь чуть поодаль от стен крепости. А дальше рванули не в сторону Москвы-реки, а в противоположном направлении и вскоре выскочили на Ново-Минское шоссе. Прямая как стрела шестиполосная дорога представляла из себя одну эстакаду. Я не зря сказал: "Прямая": дорога мало того, что шла абсолютно по прямой, так ещё и на одном уровне, не зависимо от рельефа местности. На вершинах гребней, оставленных в древности ледниками, она почти касалась макушек деревьев, а над оврагами и распадками вздымалась на десятки метров. Императорский кортеж выскочил с развязки, не сильно обращая внимание на шарахнувшиеся от него глейдеры (а по Ново-Минскому двигались только такие машины, для всяких ездовых мамонтов и самоходных русских печей полагалось Старое Минское и Древний Смоленский Тракт, известный в моё время как Можайское шоссе, за последние две тысячи лет почти не поменявшие свой маршрут) и мы быстро набрали скорость. Я потянулся сознанием к своему наручу и узнал, что мы лихо разогнались до трёхсот километров в час, так что моя первая поездка из Москвы была столь извилистой и неспешной только потому, что тётя хотела по дороге со мной неспешно побеседовать.
Так мы неслись по прямой, как стрела дороге, я смотрел на проступающие среди лесов пятна городов и посёлков, стоящие тут и там грандиозные сооружения непонятного мне (пока!) назначения и самых разных, порой очень причудливых форм. И не всегда было ясно: как так оно держится и не падает? Новый мир вроде принял меня, но я как-то не мог ощутить его своим. Вроде вокруг почти всё похоже, хотя и технически продвинуто по самое немогу, но... Дело даже не в том, что вокруг совсем другие люди, другой язык (хоть я его и понимаю с самого своего первого пробуждения). Что-то другое, что не даёт мне расслабиться и почувствовать себя в этом новом времени как дома... Может потом? Кто знает?
Полста километров по прямой трассе мы проскочили за десять минут и вот уже, сбросив скорость, кортеж из нашей машины и машины охраны въезжает под величественную арку заставы. Да, Кольцевая дорога в Москве – лежащая практически на своём старом месте – это не только транспортная магистраль, но и оборонительный рубеж (а ещё, сдаётся
Порядок для всех один, так что мы тоже притормозили перед заставой, правда и проскочили вне очереди, по выделенной полосе и стоявший там стражник вытянулся и козырнул. Дальше рванули уже вглубь Москвы, но уже не так шустро и я смог кое-что рассмотреть по сторонам дороги. Хотя, по большому счёту, смотреть тут особо и нечего, по крайней мере, из несущегося за сто километров в час глейдера. Ну дома, городские, многоквартирные. Со времён расцвета Рима в них, по большому счёту, ничего не поменялось. Если взять любой барак, в смысле, дворец, эпохи какого-нибудь рококо, крепко стукнуть его об землю, чтобы обсыпался весь декор, то получим всё ту же хрущёбу с коридорной системой. Некоторый оживляж произошёл в эпоху модерна, когда архитекторы поигрались с формой окон, эркерами и прочими формами, но сразу после Первой мировой бросили это дело и вернулись к идеалу простой и функциональной коробки. Массовая архитектура 42-го века в этом смысле ничем особо революционным не выделялась, разве что плотность застройки была заметно ниже, чем при моей первой жизни, потому к проспекту, который сейчас так и назывался – Кутузовский – выходили большей частью разного рода парки, бульвары и скверы, укрытые белоснежным снегом и украшенные к Новому Году наряженными ёлками, гирляндами и прочими атрибутами приближающегося праздника. А сами дома большей частью были заключены внутрь просторных оранжерей, поэтому рядом с ними зеленела травка, цвели экзотические цветы и покачивались пальмы.
– Эх, вечером здесь красиво... – вздохнула сидящая рядом со мной Даша.
Ну кто бы спорил? Но, что есть – то и будем есть, как говорят вдумчивые люди. А мы тем временем свернули с Кутузовского на Садовое, причём на подъезде тётя что-то тихо сказала шофёру, от чего тот поморщился, но всё же не стал пересекать все разделительные, нарушая все возможные правила, а дисциплинированно нырнул в развязку, логика которой практически полностью повторяет то, что было тут при моей жизни. Дальше мы проскочили до бывшей площади Маяковского (ныне – Древних Поэтов) с её небольшим, но прочувствованным скульптурным комплексом, посвящённым Поэзии, от древнейших времён до современности, в которую меня угораздило. Там развернулись и оттуда добрались до стоянки Филатовской. Остановились практически на том же месте, откуда тётя забирала меня в мой новый дом.
Когда я вылез, из второй машины выскочил один из сопровождавших нас шкафов в мундире.
– Ваша светлость... – догнал он меня, – приказано сопровождать вас...
Я кивул, признавая, что такое сопровождение будет уместно со всех точек зрения. На проходной обратился к дежурному:
– Глашатай Его Величества, князь Архангелогородский. Подскажите, доктор Арсений Емельяныч Муромцев у себя?
Дежурный вскочил, засуетился:
– Да, ваша светлость! Они сейчас в ординаторской... Они сейчас в ординаторской... Извольте я сей час...
– Не надо, не надо! Не надо никому ничего сообщать! – сказал я хитро улыбаясь.
– Как изволите, ваша светлость... – выдохнул дежурный, боясь даже пошевелиться.
Правда, когда я отошёл, то вдруг сообразил, что не особо понимаю, где тут ординаторская? Та самая, где пребывает Арсений Емельяныч.
Глава 13. Москва, XX веков спустя
В поисках той самой ординаторской неоценимую помощь оказал мне сопровождавший меня шкаф. Оказывается, несмотря на свою нарочитую шкафообразность, эта охрана способна выполнять самые разные задачи. Зря я к нему изначально отнёсся как к подвижному предмету мебели! А уже в коридоре, на подходе к этой таинственной ординаторской, мне навстречу попалась...