«Я больше не буду» или Пистолет капитана Сундуккера
Шрифт:
– А ты подумай… – Зоя Ипполитовна сидела напротив и пристально смотрела поверх очков. Генчику неуютно было от этого взгляда. Он дернул лопатками.
– Откуда я знаю…
– По-моему, ты просто боишься признаться себе.
– Да ничего я не боюсь! – Генчик сердито спустил пятки с табурета, вцепился в край сиденья, качнулся вперед. – Ничего не боюсь! Я там боялся, привязанный, когда он лез по мне! А сейчас-то чего?..
– Ты думаешь, он лез, чтобы сделать тебе больно? Скорее всего, он просто соскучился.
Генчика передернуло опять.
– Зря ты вздрагиваешь. Он же не виноват, что ты его так боишься. Он не понимает… Это просто безобидный звериный детеныш. И ты промахнулся, потому что в последний миг это понял. Рука сама качнулась в сторону.
– Ничего… ничего я такого не понял! И не хочу! – Генчик со страхом уловил в своем голосе слезинки. И сцепил зубы. И… вспомнил, как Шкурик черными ручками держится за проволоку, смотрит сквозь решетку… – Вы… сами все это напридумывали!
– Ну а дерзить-то, милый мой, зачем? – Зоя Ипполитовна укоризненно потрогала шарик на кончике носа. – Когда сам виноват, недостойное это дело срывать досаду на других…
Сейчас бы шмыгнуть носом, дурашливо улыбнуться и бормотнуть: «Я больше не буду…» Или хотя бы: «Динь-дон…»
Но твердые иглы обиды перли из Генчика, словно из дикобраза. Сквозь кожу. Протыкали ее горячей болью. Легко рассуждать тому, кто ничего не испытал! А если ты привязанный, беспомощный, пересохший от жажды, а по тебе лезет чудовище… Генчик прокашлялся и сипло сказал:
– Я знаю, вам пластинку жалко… Ну, я заплач у ! Накоплю денег и…
– Как тебе не стыдно! Разве я про пластинку думала, когда ждала тебя? Я чуть с ума не сошла от беспокойства! Хотела уже идти на берег, а тут, как назло, разболелась нога…
«А у меня, что ли, не болело?» – подумал Генчик. И опять потер на ногах следы от веревок. И сказал, глядя исподлобья:
– Теперь-то что делать?
– Не знаю… Дело в том, что я и сейчас беспокоюсь за тебя.
– Почему? Я же – вот он…
– Меня тревожит твоя ожесточенность.
– Что?
– Твое увлечение стрельбой. Ты все крепче веришь, что с помощью пистолета можно решить многие проблемы. Тебе ужасно нравится твое умение сбить с противника спесь метким выстрелом. Это случается со многими. Сперва – игрушечный пистолет, потом…
– Они же сами нападали! Я первый – никогда…
– Но радость от метких попаданий ты испытывал, верно? И от их испуга… Этакое удовольствие от своей неуязвимости и сил. И от стрелкового искусства… И попасть сквозь дырку пластинки в Шкурика – это ведь тоже искусство… Сначала в крысенка, потом еще в кого-нибудь…
Генчик встал. Машинально надел на плечо ремень сумки с пистолетом.
– За кого вы меня принимаете? – Это получилось чересчур гордо. Будто
– За того, кто ты есть, мой милый. За мальчика. Мальчики любят играть оружием. А потом не всегда чувствуют границу, где кончается игра…
– Но вы же сами рассказывали про капитана Сундуккера! Какой он был стрелок!
– Увы, рассказывала. И, кажется, зря. Видишь ли, одно дело легенда, другое – жизнь. Одно дело отстреливать пуговицы на сюртуке противника и перебивать фалы, другое – лишать кого-то жизни…
– А как же солдаты? – Генчик смотрел ощетиненно. – Почему про многих говорят, что герои? Потому что бывает справедливая стрельба! Или нет?
– Это трудный вопрос… Ох какой трудный. Лучше бы его никогда не было на Земле…
– Но ведь он есть… – Генчик глядел упрямо. И даже слегка насмешливо.
– По крайней мере, настоящий солдат никогда не будет стрелять в беззащитного! – Зоя Ипполитовна, кажется, рассердилась. – А ты хотел убить беспомощного зверька! Не виноватого ни в чем.
Генчик обиженно сопел. И нечего было ответить. Но иглы обиды от этого стали только острее.
– Значит, вот я какой гад… Да?
– Ну что ты говоришь! Разве я…
– Что «разве я»? Вы же сами сказали!
– Я не сказала, что…
– Нет уж, вы не отпирайтесь!
– А ты, пожалуйста, не кричи на меня! Я старше тебя в шесть с лишним раз…
– Ну и что? Я же не виноват, что родился не в том году, когда вы!… А ваш Ревчик что, никогда не пулял из рогатки по воробьям?
– Никогда в жизни.
– Ну, и… значит, я вам вместо него не гожусь.
– При чем тут «вместо»? – Она помолчала и сказала вдруг тихо, отчужденно: – Вы совершенно разные. И не надо об этом…
Все теперь катилось под гору. И Генчик сказал язвительно:
– Если я такой, чего же вы со мной дружбу завели? И портрет рисовали…
Акварельный портрет был не окончен – у Зои Ипполитовны в последние дни разболелись пальцы. Но все же он был готов настолько, что сразу видно: замечательная вещь! И Генчик на нем – как живой. Весь, как он есть. Веселый, смеющийся…
Зоя Ипполитовна, глядя мимо Генчика ответила вполголоса:
– Выходит, я рисовала… другого мальчика. Не того, кем ты стал…
– А кем я стал?!
– К сожалению… обманщиком. Обещал не стрелять по живому, а сам…
– Выходит, вам какая-то крыса дороже, чем я!
– Глупости…
– Нет, не глупости!.. А вы… вы тоже обманщица! – Он ужаснулся про себя, но мокрых глаз не отвел.
Зоя Ипполитовна вроде бы не удивилась. Спросила утомленно:
– Да? В чем же именно я обманщица?
– В этом… самом. В капитане… Никакого капитана Сундуккера не было! Вы все сочинили!
Вот так и рушится все на свете. Дружба, тайны, сказки, хорошая жизнь.