Я больше тебе не враг

Дюжева Маргарита

Девица продолжает елозить на стуле. Несколько раз перекладывает одну ногу на другую, поправляет волосы, нарочно задерживая руки на уровне сисек. Прикусывает губы.

Просто полный набор клише и шаблонов. Не реагирую.

Проходит еще пара минут, прежде чем она разворачивается ко мне и елейным голосом произносит:

— Мария, — тянет лапку с длинными, алыми когтями.

Я небрежно касаюсь ее пальцев, про себя отмечая, что они холодные.

— Макс.

— Почему такой мужчина скучает один? — взгляд с поволокой.

—

Так сложилось.

— А я вот тоже одна, — задумчиво покачивается на высоком стуле, привлекая внимание к своему телу. Колени направлены в мою сторону. Титьки и многообещающий взгляд – тоже.

Держу пари, что она уже просканировала мою руку на предмет обручального кольца.

Нет там его, можешь не искать. Свободен, как ветер в поле, имею право делать все, что захочу, с кем захочу и в каких угодно позах.

Почему бы и нет. Рот у девки не то, чтобы особо привлекательный, но пухлый. Гораздо пухлее, чем у бывшей жены.

Да, блин…

Меня бесит, что я всех с ней сравниваю. Тоже мне эталон нашелся.

Да какого хрена?

Я опрокидываю в себя содержимое стакана и в полкорпуса разворачиваюсь к Марии. Смотрю в упор, скольжу по лицу, ниже в декольте, на перегибистую талию, спускаюсь по гладким, блестящим ногам.

На ногах у нее туфли на высоченных каблуках, которые я на дух не переношу. Да и пофиг. Не все равно ли что трахать? Хоть в туфлях, хоть в валенках – на завтра я ее лица даже не вспомню.

От моего взгляда у нее приоткрываются губы и томно вздымается грудь.

— К тебе или ко мне? — мне пофиг на игры и прелюдии. Откажет – значит, откажет. Даже по морде готов за наглость получить.

Она пару раз хлопает глазами, открывает рот, будто собираясь возмутиться.

Я жду. Взгляд в упор.

Не отказывает. Сглатывает, неосознанно проводит кончиком языка по губам и шепчет:

— К тебе.

Кто бы сомневался.

Я бросаю на стойку несколько купюр и, не оглядываясь иду к выходу, прекрасно зная, что новая знакомая послушно пойдет следом.

Глава 8

Два дня…

Я не видела Кирсанова уже два дня.

Он просто уехал, оставив меня в этой дыре. Свалил в город, скинув на своих помощников, и даже не интересовался, как у меня дела.

Хотя с чего он должен интересоваться? Я всего лишь бывшая обманщица-жена, которая в прошлом приложила много усилий, чтобы разрушить его мир. Все правильно, но обидно.

Да, я понимаю, что нет права на обиды. Что я теперь никто и звать меня никак, что никто не станет подстраиваться и думать о моем комфорте и тонкой душевной организации. Все понимаю, но от этого не легче.

Я такая дурочка, что до сих пор где-то глубоко в душе считаю его своим мужем и по этой причине места себе на нахожу. Думаю, где он, с кем он, почему не звонит. Извожу себя дурными мыслями, бешусь, а вместе с тем хочется выть от боли.

Почему я раньше думала, что играючи справлюсь с этим? Откуда вообще

такая мысль взялась? Почему я считала себя железной леди, которой чужды обычные чувства и переживания. Что месть – это главное, а все остальное я сумею настроить по собственному усмотрению. С чего я вообще взяла, что это возможно? Что крутить и манипулировать чужими чувствами легко и безопасно?

Я ведь уверена была, что запросто влюблю в себя Макса. Приручу, заставлю есть с руки, а когда его сердце будет полностью принадлежать мне – играючи растопчу, причинив столько же боли, сколько испытала Аленка. Сделаю это запросто, и при этом у меня самой ничего и ни в одном месте не дрогнет.

Ой, дура…

В такие игры можно играть только в одном случае – если ты циничная сволочь, которой на все насрать. А мне то ли сволочизма не хватило, то ли цинизма, то ли мозгов. В любом случае не справилась, и теперь имею, то, что имею.

Аленки нет. Моего брака нет. Меня нет. Зато есть измученная, забитая любовь, которая все еще трепыхается и никак не сдохнет.

Охранники мной тоже не интересуются. Приносят три раза в день еду, стоят под дверью ванной комнаты, когда я туда иду, да патрулируют под окнами, на тот случай если я решу поиграть в ниндзя и спуститься по стене.

Кругом западня и никакого просвета. Но меня не тюрьма моя вынужденная напрягает, и не сторожа. Меня мучает неизвестность. Сколько мне тут сидеть? Что потом? И когда появится Макс?

Почему он не появляется?

Хотя с чего я взяла, что он будет сам сидеть в этой дыре и пасти меня. На хрен я ему сдалась? После всего, что натворила…

У него работа, своя жизнь, и возможно прямо сейчас он утешается с какой-нибудь девицей.

Да что ж так плохо-то?

На третий день сидеть взаперти становится совсем невмоготу. Я изнываю, места себе не нахожу. Готова орать, крушить все, что попадется под руку, рвать волосы на голове. Единственное утешение – мой малыш. Я часами сижу, уставившись невидящим взглядом в окно и положив руку на живот. Пытаюсь уловить хоть како-то движение. Конечно, слишком рано, но порой мне кажется, что чувствую что-то легкое, будто крылья бабочки касаются изнутри. Живот еще почти плоский, в растянутой футболке его и вовсе не заметно. А если встать перед зеркалом, то можно заметить набольшую выпуклость, будто я просто люблю вкусно и много кушать.

Интересно, как долго мне удастся водить за нос бывшего мужа? Он же не слепой. Он видел меня и в одежде, и без, знает каждый мой изгиб. Рано или поздно заметит перемены в движениях, в том, как веду себя, как берегусь, непроизвольно прикрывая самое ценное.

Это всего лишь вопрос времени, когда Кирсанов посмотрит на меня и спросит: какого хрена, дорогая моя бывшая жена? Какого, мать твою, хрена?

Я не хочу думать о том, что он потом сделает. Запрещаю себе это, но мысли все равно тянутся и тянутся, причиняя неимоверные мучения.