Я – борец! 2 Назад в СССР
Шрифт:
— Да, она идёт, — ответила Аня.
— Хорошечно. Я тогда гитару в комнату занесу, встречаемся у Армена.
— Это на каком? — улыбнулась она.
— На чешском, вроде! — улыбнулся я.
— Мы сейчас. Оденемся только, — кивнула девушка.
Вернувшись в свою комнату, я повесил гитару на такой же гвоздь, как у Армена, а на стол положил рыжий самоучитель.
— Ген, я девчонок погулять позвал. Пойдём вчетвером, рыцарские поступки делать? — позвал я Гену.
— А? Блин, Саш, вот только уснул. У меня всё тело ломит после
— Я же тебя не на борьбу зову, а на подвиги. Тем более нам после турнира дней семь отдыха полагается, — контраргументировал я.
— Это почему? — не понял сонный Гена.
— Семь дней на стабилизацию гормонального фона, иначе перегорим. Организм должен в себя прийти. Сейчас у нас в теле гормоны стресса замещаются гормонами счастья от достижения и победы. Неделя на это уходит обычно, без тренировок.
— Откуда это? — пробормотал лежебока.
— Из Тамбова, вестимо! Пойдём быстрее, пока Женю твою Перекрест какой-нибудь в койку не уволок. — как можно бодрее изрёк я.
— Саня блин! Чё стращаешь, а! — заскулил он из темноты.
Я пошёл в коридор и щёлкнул выключателем, чтобы озарить логово двух борцов светом.
— Либо мы их развлекаем, либо кто-то другой! — решительно продекларировал я.
— У меня мужская гордость, может быть! — выдал Гена.
— У тебя на здоровые отношения, похоже, аллергия. И эстрогены повышены, раз скулишь про справедливость и про гордость.
— Ну ты и сваха! Сапожник без сапог! — покачал головой Гена, садясь на постель.
— Я потому и без сапог, что выбрал ту, что меня выбрала из сотен других балбесов. — парировал я.
— Тебя из тысячи выбрала Катя, а ты идёшь с Аней за руку гулять, — нашёл что ответить Гена.
— Катя меня что-то быстро выбрала. В местах, где так часто выборы, надо спрашивать, а куда делись предыдущие кандидаты.
— Ничерта не понял, но сон ты мне убил!
— Одевайся-надевайся! Пойдём подвиги вершить и добро причинять!
— А гитару зачем у Семёна выпросил? — спросил меня Гена, напяливая штаны.
— Учиться буду играть.
— «Зачем» был вопрос? — конкретизировал Гена.
— В армии поможет! Пойдём уже. Спускайся к Армену, — поторопил я в последний раз, выходя в коридор.
— Иду! — раздражённо ответили мне.
— Брат, как так-то? — удивился Армен, разводя руками, когда я сообщил ему новость про гитару и Аню.
— АэМ, — выдал я.
— Что АМ? — не понял он.
— Ам — это же почти мантра «Ом», наоборот. Умиротворяет, брат! Вот я четыре раза ударил по струнам — и всё, мы снова вместе, — ответил я, улыбаясь. — А тому, кто к Ане собирался подкатывать, скажи, что мне много на что четыре удара хватает.
— Эти ваши спортивные штучки-дрючки, передам конечно… — покачал головой Армен.
Сверху спустился Гена, а чуть позже — Аня и Женя. В этот раз они оделись в простенькие спортивные костюмы, даже обувь подобрали как для бега. Что ж теперь мы все четверо будем в спортивном… Прям какая-то
— Слушай, брат, я для тебя и Ани пропуск проиграл, а на Гену и Женьку мы не забивались, — предупредил коммерсант.
— Придётся платить, брат, — обратился я к Гене, пародируя Армена.
— Почему первый подвиг он с деньгами связан, да? — в тон мне ответил Гена.
— Судьба-злодейка, брат! — снова с акцентом произнёс я.
— Э, юмористы-пародисты, я тут вообще-то! — развёл ладонями Армен.
— На мой счёт запиши, — попросил Гена. — С зарплаты отдам.
— Ай, не надо отдавать! Это вам мой презент! — выпалил Армен.
— С чего вдруг? — спросил Гена.
— Я хочу, чтобы вы с Женей тоже помирились и чаще по ночам гуляли!
— Ну, резонно, — посмотрел я на Гену. — Спускайся и первым делом предложи Жене и Ане локоть.
— Локоть и сердце, брат! — подбодрил Армен Гену.
Женя приняла локоть Гены нехотя, взяв того под руку, — всё равно что ждать извинений от борца: как с козла молока. Анна отнеслась к этому проще, приняв второй локоть, а я спустился последним и взял Аню под руку. Так, выстроившись в шеренгу из четырёх человек, мы отправились на прогулку по ночному Ворону.
Ночь дышала нагретым за день асфальтом и густым ароматом цветущих лип. Фонари на улице Ленина горели ровным жёлтым светом, растягивая наши тени по мостовой. Аня неожиданно сжала мою руку сильнее, отчего сердце застучало чаще.
— В парк, может?! — выпалил Гена, указывая в сторону центра. — Там… э-э… танцплощадка и мороженое.
— Ночью? — фыркнула Женя. — Разве что на неработающую карусель залезть.
— Тогда на набережную, — предложил я, чувствуя, как Аня прижимается плечом. — Там…
— Там патруль дружинников, — улыбнулась Аня, — но я знаю одно место.
Мы шли через тихие дворы, где в открытых окнах понемногу угасал свет, но всё же успевали мельком заглянуть в те, что ещё светились. Сквозь незадернутые шторы виднелись обрывки чужой жизни — такие разные и в то же время такие одинаковые. Мы не обсуждали их, а шли молча, созерцая эти микроскопические миры: маленькие семейные «берлоги», «стаи» из двух-трёх человек. Возможно, у кого-то из нас мелькали мысли о собственном будущем — о совместных планах или, наоборот, об отдельной жизни… Конечно же, счастливой — зачем мечтать о плохом?
В какой-то момент Гена попытался рассказать анекдот про Чапаева, Женя делала вид, что не смеётся, а Аня лишь крепче прижалась ко мне. Это была хорошая тёплая прогулка, но Анна приготовила для нас что-то еще.
И вот, мы пришли.
— Вот оно! Полезли наверх! — объявила Аня, подводя нас к пожарной лестнице кирпичного девятиэтажного жилого здания — таких на весь Ворон можно было пересчитать по пальцам одной руки.
— Подруга, ты с ума сошла? — спросила Женя, широко раскрыв глаза.