Я боюсь. Дневник моего страха
Шрифт:
Поздней ночью того же дня на левой ладони у меня появилось довольно крупное черное пятно, которое держалось недели две. «Стигма», – сказала мама и объяснила, что это такое. Но она не знала причины ее появления.
Потом было еще и еще многое, связанное с Алисой. Страх до одури… Но об этом, пожалуй, хватит. Слишком тошно…
Так как я жила? Страх стал моим постоянным спутником, с ним засыпала, он же первым говорил мне «Доброе утро!». Мне кажется, он был даже материален и ощущался, существовал вокруг меня. Вот однажды дочка спала ночь со мной и утром ее вдруг стало рвать желчью при абсолютно нормальном желудке – типично моя психическая реакция на стресс. Страх,
Да, помню эти свои фобии, которые навалились на меня тогда огромной кучей, каменным оползнем. Я вообще не понимала, как можно жить, если вокруг столько опасностей и ужасов. Я должна была все контролировать, обязана была обеспечить дочери полную гарантию безопасности. А это означает – все предусматривать, везде успевать, бегать за каждым микробом и вирусом, блокируя их приближение к Алисе на дальних подступах. Больше всего на свете мне хотелось посадить дочь под прозрачный колпак и чтобы она так и жила.
Да, припоминаю, как я терзалась страхами нападения на мою квартиру, за мужа по разным поводам… Ну, в записках я не очень распространилась на эту тему, а в памяти, оказывается, не все удержалось. Тем более, что через годы, когда бывали рецидивы, случались и другие кошмары, новые, свеженькие, часто «перекрывающие» старые. Словом, помню не все.
Чем сильнее меня вымучивали страхи, тем более одинокой я становилась. Делиться с близкими не только не было смысла (не реагировали), но я уже даже стыдилась этого. Почему стыдилась? Да потому, что здоровая моя натура прекрасно понимала: все это дурь и бред! Да, понимала. Но ничего с собой поделать не могла и, как обычно, относила это к собственным ничтожеству, трусости и позорной слабости.
Я все больше замыкалась в себе, уходя куда-то в глубь своего подсознания (если все же такое имеется), прислушивалась лишь к своим ощущениям, все меньше обращая внимания на мир, на жизнь вокруг, на события, не касающиеся меня, а уж тем более не реагируя на что-то радостное, светлое, позитивное. Подобному не было места в моей душе, да и потом это было в полном противоречии с моим настроением, в неразрешимом противоречии!
Вот, что я поняла за годы и годы страха: человек, сломленный им, не может не стать эмоционально глуховатым ко всем окружающим его людям. Он слишком зациклен на себе и своих демонах, что съедают его изнутри, ему слишком больно! Он не в состоянии проникаться чужими проблемами и горестями, ему бы со своими справиться. Он даже не может правильно и даже вежливо реагировать на чужие жалобы или информацию, к примеру, о чьей-то болезни. Он может выдавить из себя: «Да? Какой ужас!», но при этом глаза его пусты, даже эмоций в голосе нет. Он в себе, в своем собственном персональном аду, сидит и поджаривается на сковороде, разве есть ему дело до боли чужой? Когда вы огнем обожжете палец, в самый момент и сразу после ожога способны ли вы слушать чей-то рассказ о проблемах и болячках, возникнет ли у вас жалость и сострадание? В эти минуты вы пищите только лишь от своей боли. А человек, живущий в аду страха, не пальчик обжег. У него внутри полыхает вечный пожар, жгущий все его органы, ему постоянно невыносимо больно. И естественно, что он становится эмоционально глухим. И жить может лишь в пространстве своего страха.
Когда боль не проходит месяцами, а помощи нет никакой, очевидно, любой человек начинает просить пощады у Бога – единственного существа, которое то ли есть, то ли нет, но, говорят, он всесильный и всемогущий. Вокруг живут и дышат в две дырочки люди, существуют реально, но помощи от них никакой. Да, они не всемогущи, но ужас в том, что они и не хотят помогать… А про Бога говорят, что он любит всех людей, жалеет их. Значит, только к нему и остается обращаться теперь… Даже если его нет. А вдруг есть?
Обращаешься, молишься, просишь, плачешь… Боль, естественно, не проходит. Плацебо не действует. И тогда, вместо того чтобы, наконец, понять, что не в те двери стучался, не на ту инстанцию рассчитывал, начинаешь «катить бочку» на Бога, который то ли есть, то ли нет, огрызаться
Ты – одна. И признаться себе в том, что и Бога нет, что ты совсем, окончательно и бесповоротно одна, очень страшно. Пожалуй, это самый страшный страх – знать, что никто не только тебе не поможет, но даже не посочувствует. Никто даже из самых близких… Поэтому до последнего цепляешься за Бога, ведя с ним идиотские, бессмысленные беседы, чтобы только не оставаться одной.
Детские страхи
(из рассказов знакомых и друзей)
« Наверное, как и все дети, я слишком серьезно воспринимала слова взрослых, даже шуточные, случайные. Обычная ситуация – мама говорит: не ешь яблочный огрызок (семечки и пр.), а то у тебя в животе дерево вырастет. Вроде забавно, смешно, а я очень, между прочим, переживала. Сами того не ведая, взрослые развивают в ребенке страх перед принятием пищи. А вдруг я случайно проглочу семечку?! Такая же фигня с «не ешь-не пей столько сладкого, а то попа слипнется». Мне 5 лет. Бабушкина подруга сама развела много варенья в большой чашке чая и сама же пригрозила слипнувшейся попой! Я была в ужасе и даже отказалась от чая. Было очень страшно не уследить ту степень сладости, которая вызывает слипание попы. Со временем, конечно, страхи эти отпустили, но, зараза, до сих пор помню эти ощущения!
А самый жуткий страх в 5—6 лет – это боязнь микробов. Патологическая. Вроде папа все правильно сделал. Чтобы быстро приучить меня к гигиене, он рассказал, что есть такие маленькие существа – микробы, мы их не видим, но они есть, они везде, их миллиарды, поэтому нужно хорошо мыть руки (особенно после животных), овощи, фрукты, иначе микробы попадут в живот, живот будет сильно болеть и придется ложиться в больницу. Все здорово! Только немного переборщили.
В общем, мне везде мерещились микробы. Я стала сторониться птиц и животных. Мыла руки все чаще и чаще. Потом стала использовать мыло для мытья овощей и фруктов. Представляете, прежде чем съесть яблоко, я его тщательно мыла с мылом. Долго не отпускал меня этот страх, но, к счастью, все-таки отпустил.
Теперь самый главный страх моей жизни, что меня не воспримут всерьез. Особенно взрослые люди (ха-ха-ха, мне самой 25 лет). Более других настораживают взрослые мужчины (привет, папа!). Ну, и со своими родителями на равных не могу беседовать…
Раньше я и с женщинами не могла общаться, чувствовала себя 5-летней девочкой, хотя мне было уже за двадцать. Все благополучно разрешилось, как только я отходила на бухгалтерские курсы: ежедневно по 8 часов в закрытом пространстве с 40-летними женщинами сделали свое дело. Соседка по парте (не скажешь же – по столу) спрашивала у меня что-то постоянно! «О боже, она интересуется моим мнением, она просит помощи! У меня!!!» В общем, я научилась общаться с женщинами, и они больше не пугали меня.
С мужчинами не все так хорошо получается. Я почему-то уверена, что не могу быть им полезна, что мое мнение не может быть значимо для них.
Второй год работаю риэлтором. Для борьбы с комплексами это занятие, требующее постоянного общения, дало много. Но все равно я не могу чувствовать себя на равных со взрослыми (видите, я опять употребляю это слово, как будто сама остаюсь еще ребенком). Много думала про это. Нашла причины в родителях, естественно. Все решения они принимали по большей части за меня. Самой проехаться в общественном транспорте мне разрешили только в 15 лет, одежду мама выбирала за меня лет до 16. В общем, ничего серьезного мне не доверяли, во взрослой компании мое мнение не спрашивали, институт, где мне учиться, выбрали без моего участия и т. д.